Мы много говорили с Авдеенко о природе истинного и рекламного героизма. В результате этих разговоров я окончательно осознал: Герой для толпы — это, как правило, миф! Это легенда, столь необходимая массе и не менее нужная правителям, чтобы через Героя влиять на массу. А мы — газетчики, писатели — создаём эти мифы и помогаем правителям лепить нужных Героев. В одном из таких разговоров Авдеенко и сказал: «Героев, время от времени, надо обновлять». При этом двусмысленно добавил: «А старых героев держать в кладовке про запас, а если заартачатся, то недолго и закопать».
Новые герои нужны, он прав. Новые времена — новые герои. Но схема назначения героя, видимо, та же. Как сказал Авдеенко? «Выберут кого-нибудь, создадут вокруг него легенду, наполнят её реальными и вымышленными деталями и будут потом долго носиться с этой легендой, как с писанной торбой, из книги в книгу перетаскивать образ, не имеющий ничего общего с действительностью. А тысячи настоящих героев умрут в безвестности и никто никогда их не вспомнит».
…Время ползло медленно, и я от «нечего делать» стал разглядывать попутчиков. Их было десять человек, судя по всему — это одна группа. Все в одинаковых пятнистых куртках поверх гимнастёрок, поэтому воинских званий не видно. У всех автоматы ППШ, почему-то перемотанные портянками. Интересно, зачем? Может, приказ есть — для безопасности не летать с обнажённым оружием? А ведь у меня пистолет ТТ в кобуре. Его вынуть — секунда! Зачем же автоматы обмотали? Непонятно… А ребята все на подбор — рослые, накачанные… Небось на спецзадание летят… С этими мыслями я задремал, поэтому начала последующих событий не видел. Проснулся от выкриков и от резкого изменения звука моторов. Самолёт откровенно падал на лес и в голове высветилось: «Вот как это бывает на самом деле…» Но, как оказалось, это падение было управляемым. Лётчик выполнил немыслимый вираж с креном, как мне показалось, градусов семьдесят, дотянул до края леса, за которым начиналось поле. Вот на это поле и плюхнулся наш самолёт. Посадка была очень жёсткой. Хорошо, что при этом большинство пассажиров успело за что-нибудь ухватиться, поэтому (как уже потом выяснилось) побились не очень, отделавшись ушибами. Первые мгновения после остановки поразили меня абсолютной, неправдоподобной тишиной. Явственно пахло бензином. Из кабины вывалились лётчики. И что удивительно: Мазурин улыбался! В его чёрных глазах прыгали весёлые бесенята. «Ну что, все живы? Не испугались? — громко спросил он и, не дожидаясь ответа, скомандовал: — Всем из самолёта и подальше!» И уже обычным голосом добавил: «Баки пробиты, одна искра — и загоримся. Витя! Пулемёт с турели снять! Ребята, выметайтесь по одному, у выхода не толпиться». Однако «пятнистые» действовали настолько чётко и рационально, будто их специально тренировали покидать готовый взорваться самолёт. Тут же обнаружилось, что один из бойцов сильно травмирован и находится без сознания. Его вынесли первого. Я при посадке тоже треснулся головой и был слегка одуревший. Тем не менее, при этой спешной эвакуации, не забыл свой верный Сидор. Не берусь оценить точно, но кажется, что через минуту все, включая тяжело травмированного, были метрах в тридцати от самолёта. Тут командир «пятнистых» остановился и сказал, обращаясь в основном ко мне и лётчикам: «Секунду внимания! Я — капитан Серёгин, командир специального подразделения с полномочиями от штаба армии. В связи с данной чрезвычайной ситуацией и реальной возможностью столкновения с противником подчиняю, вас себе, временно, до выхода в расположение наших войск. Возражений нет?» Возражений не было. Далее из очень короткого разговора командира группы с командиром экипажа кое-что для меня прояснялась.