Про вопросы он сказал почти теми же словами, что и Юрка.
Вот на этом месте наш разговор прервался, к лагерю шли немцы…
6
В конце февраля сорок пятого я был послан редакцией в 1‑й стрелковый корпус 54‑й армии. Корпус в это время находился в Прибалтике. Там наши войска зажали немцев в так называемом «Курляндском котле» и штурмовали его практически непрерывно. Попытки взломать немецкую оборону были безуспешны, а наши потери были ужасающими. Однако это не останавливало командование, и дивизии вновь и вновь шли на штурм. Артподготовки длились сутками. За пять километров от фронта земля гудела под ногами. Этот гул был слышан даже в штабе корпуса, где я в тот момент находился, пытаясь по штабным линиям связи отправить в Москву свои корреспонденции. Для того, чтобы это осуществить, нужно было буквально сутками дежурить на узле связи, ожидая, когда там организуется свободное «окно». Вот тут-то я буквально столкнулся со Свиридовым — своим бывшим командиром роты курсантов в Лепельском пехотном училище. Он сразу меня узнал: «Ба, курсант Климов, Виталик, ты меня по службе обставил, гляди-ка, капитан!» Обнялись. Был уже совсем поздний вечер, и Свиридов позвал меня к себе в гости. Обитал он в одноэтажном сооружении с крошечными окошками, назначение которого не угадывалось. Внутри оно было разделено на несколько отдельных помещений. В одном из них жил, вернее ночевал, Алексей Васильевич. Стали пить чай. Сам не знаю, как получилось, что я задал ему вопрос, который мог задеть его больную струну: «Алексей Васильевич, как же так получилось, что Вы только старший лейтенант?» Свиридов улыбнулся: «А ты знаешь, кто я по должности? Не угадаешь. Перед тобой — начальник строевого отдела штаба корпуса!» Вот так номер! Ведь это должность минимум для подполковника! Оказалось, что в начале сорок четвёртого старшего лейтенанта Свиридова зачислили на специальные курсы при Генштабе, слушателей которых в обиходе называли «золотым фондом» армии. Именно об этом подразделении Генштаба рассказывал нам с Симоновым майор Моргунов.
«Понимаешь,— продолжал мой бывший командир,— должности большие приходится занимать, но ведь стажёром. Поэтому очередных званий нам практически никому не присваивают. Намекают, что у нас всё впереди. Да я и не стремлюсь к военной карьере и в „золотой фонд“ попал не по своей воле. Я хотел бы после войны демобилизоваться. У меня ведь высшее образование, я ведь за четыре года до войны окончил Московский горный и по распределению попал в Ухту. Тогда почти всю нашу группу на север распределили. Моя будущая жена окончила тот же институт двумя выпусками позже и тоже попала в Ухту. Там, правда, не уголь, а нефть, но её там добывают шахтным способом, поэтому инженерный состав больше из горняков. Только я женился, как началась война с финнами, и меня взяли, а вернее, «отдали» в армию. Почему «отдали»? Да потому, что я как горный инженер, имел «бронь» от армии. Но мы с одним приятелем, тоже молодым инженером, из самых лучших побуждений покритиковали на собрании техническую политику руководства нашей шахты. Может, и чересчур покритиковали. Начальник шахты церемониться не стал: своей властью снял с нас «бронь» и позвонил военкому, чтобы нас поскорей призвали. Хорошо хоть аттестовали младшим лейтенантом, ведь после института я успел получить звание офицера запаса. Так и стал военным. А приятеля моего там же на финской и убили…
…Из первого военного выпуска нашего Лепельского училища мало кто в живых остался, наверно. Сведения приходили по случаю: кто-то чего-то слышал, кто-то от кого-то узнал… Почти про всех, о ком заходил подобный разговор,— убит, убит… Вот, оказывается, и Юра Лаптев погиб. Какой светлый человек! А Русакова помнишь? Так вот он-то в училище остался, сейчас помкомроты.