— Ты была бы рада, если бы я не выкарабкалась!
— Всю бы кровь отдала! — с чувством говорю я и мы вдруг начинаем рыдать, обнявшись. Сашка смотрит на нас круглыми глазами, а потом потихоньку уходит на кухню к Коле.
— Невезучая я, — говорит, вытирая глаза, Светлана.
— Ничего себе! С двумя-то мужчинами в доме. У тебя же все есть: муж, сын, жизнь, талант! Что же мне тогда делать — утопиться?
— Ну что ты, милая, — гладит она меня по щеке, — Кто кого должен утешать?!
— Да уж, утешать меня и без тебя есть кому.
— Ого! — оживляется Светлана, — Ты мне расскажешь?
— Конечно! На раскопках меня славно утешали, — и я рассказываю ей свое приключение в Таганроге, мы тихонько хихикаем, на щеках у Светланы появляются ямочки. Коля с Сашкой застают нас веселящимися, но она успевает спросить:
— Так ты забыла?
— Нет, конечно, это не заживает.
— Поверь мне, заживет!
Однажды я иду в ректорат по огромному коридору центрального здания университета. Вдруг меня догоняет кто-то и, обняв за талию, разворачивает на месте. Я оказываюсь лицом к лицу с Митей, Дмитрием Александровичем.
— Вы меня компрометируете! Что скажут студенты? — восклицаю я в притворном гневе, — Мы же не в степи!
— Да наслышан я о твоем авторитете, мадам Бетси! Хочешь, опять в ресторан свожу?
— Пожалуй. Почему бы и нет?
Через час мы сидим в «Европейской».
— Борщ и котлеты! — лихо заказывает он.
— И «Мускат», — добавляю я, — «Красный камень» урожая шестьдесят пятого года. Ну, можно, пожалуй, шестьдесят восьмого.
Официант смотрит на нас, как на идиотов, а мы веселимся. В конце концов мы делаем заказ и пока ждем его — потягиваем мускат. Я рассматриваю своего визави. В цивилизации он, конечно, смотрится не так живописно, но все-таки очень привлекательно: очень сильный загар и почти белые от солнца волосы, фигура русского богатыря и детски-наивные голубые глаза.
— Ну, и как тебе? — улыбаясь, спрашивает он.
— Вполне. Киногерой. Хотя на раскопках смотришься все-таки эффектнее.
— Лиза, выйдешь за меня замуж?
— Ни за что!
— Как! Я не произвел на тебя впечатления?
— Очень сильное. Но у меня стойкая аллергия на трудовой энтузиазм. И потом, скоро приезжает претендент номер один. Ты, помнится, был под номером два и лихо использовал все преимущества. Дай теперь и другим проявить себя!
— Лиза, я серьезно! — он сжимает мою руку выше локтя.
— Будет синяк, — освобождаюсь я, — Я ведь тоже серьезно. Ты ради меня бросишь свою археологию? — и, заметив, как он даже поперхнулся от изумленного негодования, я царственным жестом машу, — Свободен!
— Как ты можешь!
— Я уже сидела по полгода в ожидании любимого мужа. И сейчас, кстати, мой законный муж тоже продолжает делать карьеру на Востоке. Так что, даже если бы очень хотела — не могу. Если тебя не смущает согрешить с замужней дамой — мы могли бы что-нибудь придумать.
— Грешить с тобой я готов каждый день с утра и до вечера, но я хочу чтобы ты была моей женой. Мне ведь скоро тридцать семь и я понял, что пора подумать о вечном.
— Митя, дорогой, о вечном я тебе советую подумать с кем-нибудь другим. Со мной ты останешься последним в роду и умрешь без наследника.
— Лиза, что ты говоришь!?
— Диагноз. Не переживай так, возьми себе девочку с исторического, она будет счастлива копаться с тобой в курганах, а между полевыми сезонами родит тебе кучу детей.
— Но я хочу тебя! Я еле дождался возвращения.
— Ну что ж, пока ты ищешь девочку, будем грешить! — я, улыбаясь, протягиваюсь ему руку и он прижимает ее к лицу.
— Лиза, я ведь люблю тебя.
— Мы разве говорим о любви? Слово «Любовь» я навсегда исключаю из своего лексикона. Только так я могу удержать свою психику на грани рассудка. Митя, с меня содрали кожу. Может, через несколько лет я и забуду все окончательно, а сейчас… не говори со мной о чувствах.
Мы допиваем вино и выходим под моросящий осенний дождь.
— Если я не отбила у тебя охоту… Пойдем!