— А поцеловать-то тебя можно, мадам Бетси? — и под общий смех заключил в свои медвежьи объятья, а потом сказал Иву, — Владей нашим сокровищем, да смотри, не урони!
Мы приходим в теперь уже не мою квартиру, где Елена приготовила бутерброды и шампанское, и вдруг Ив ставит на стол коробку, в которой оказалось отличное итальянское вино, икра и огромный торт. Банку икры мы просто поставили на стол и Елена принесла две столовые ложки. Мы с Ивом первые зачерпнули и съели по ложке, а потом разрезали торт. Все веселились и кричали «горько», Ив все время целовал меня, я не заметила, что Коля уже ушел. Потом нас усадили в такси, завалили цветами и отправили в Гавань.
Последующий месяц, который принято считать медовым, был приправлен изрядной ложкой дегтя, поскольку я спешно оформляла выездные документы. Нужно было отказаться от всего: от гражданства, от квартиры, в которую я заранее прописала сестру. Родители отказались от меня, это было самое ужасное, когда они подписывали документы, что не имеют ко мне претензий. Иногда мне хотелось бросить все, но я прошла через это. Ив все время был рядом, хотя не понимал всей унизительности этих процедур. И вот, за несколько дней до отлета я стала просто женой иностранного гражданина — без паспорта, без гражданства, без работы, без прописки — это было кошмарное ощущение. Это могут понять только старые люди или мое поколение. Нынешняя молодежь, спокойно проводящая отпуск на Канарах, даже не осознает, как крепко мы были привязаны к государству и его системе. Брали мы с собой только картины, подаренные Светланой, фотографии и книги. Провожали нас все. Когда в аэропорту я всех обняла и стала оглядываться в поисках Коли, я встретила его отрешенный взгляд, каким смотрят на покойников, пытаясь разглядеть незримо витающую душу. Я не выдержала. Бросившись ему на грудь, я так зарыдала, как не плакала никогда. Он стоял, опустив руки, боясь до меня дотронуться, и беспомощно смотрел на Ива, пока тот не подхватил меня, вытирая слезы. Последний, с кем я простилась, был Сашка. Он тоже всхлипывал и повторял:
— Почему ты не дождалась, пока я вырасту?
Я обняла его и попросила:
— Не забудь меня. Я еще вернусь, как раз, когда ты вырастешь. Заботься о маме и Коко, ладно? Люби его за меня.
Прилетели мы в Цюрих и сразу же поехали в Лозанну, где провели неделю, уже настоящую, медовую. Бродили по городу, по берегу Женевского озера, жили в роскошном отеле. Ив баловал меня, заставил купить массу вещей, одежды и белья. На мои протесты заявил, что это мои деньги — за «мой» роман. Все это чуть подсластило горькую пилюлю отъезда. Когда мы, наконец, приехали в Лугано, встречало нас все семейство. За прошедшие почти три года Симона успела выйти замуж, Франческа тоже собиралась и сообщила мне тут же, что за того самого парня, что вышел ей по гаданию, когда они бросали сапоги в Рождество. Мартин стал взрослым юношей, похожим на Ива. Нам тут же заявили, что завтра будет наша свадьба, все уже готово. На другой день, после ночи, проведенной в одиночестве в девичьей комнате Симоны, в которой я останавливалась раньше, меня одевают в прелестное платье — подарок семьи, и мы едем в мэрию, где опять проходит церемония бракосочетания, уже по законам Швейцарской республики. Мэр говорит прочувствованную речь, в которой отмечает заслуги семьи Ферри перед городом и выражает надежду, что и в дальнейшем все поколения и проч… Нас усаживают в коляску, запряженную парой лошадей, всю украшенную лентами и цветами, и мы едем впереди вереницы машин к канатной дороге, где в таком же нарядном вагончике поднимаемся к ресторану. Столы расположены под цветными тентами на зеленой лужайке, все невероятно красиво и сделано поистине с итальянским размахом. Собрались родственники со всей Италии. Я представляю, что эта свадьба влетит отцу Ива в копеечку. Ив говорит, что так положено, он, все-таки — старший сын и наследник. Гости восхищаются моим знанием языка, желают счастья, процветания и детишек. Ив сжимает мою руку и шепчет: