Через две недели я еду в Лондон. Встречи с членами феминистской организации меня необыкновенно заинтересовали. Я представляла себе этаких воинствующих старых дев и брошенных жен, истерически доказывающих миру и себе, что они отлично проживут без мужчин, но мои слушательницы имеют прекрасное образование, интеллигентны и интересуются, прежде всего, местом женщины в мире, как самостоятельного и отличного от мужчины по психофизиологии существа. Врачи, социологи, адвокаты, психологи, они занимались самостоятельными исследованиями в этой области. Наши беседы, в которые очень быстро переходила моя лекция, были интересны и содержательны. Иногда они ставили меня в тупик, иногда давали более точное и расширенное толкование моим выводам. На прощание я сказала, что теперь написала бы свою книгу по-другому. С двумя дамами мы очень подружились, одна была психологом, другая — социальным работником. Обе старше меня, очаровательные женщины, очень разные в жизни и судьбе, но похожие складом ума, они натолкнули меня на новую тему: женщина в любви глазами писателя-мужчины и женщина-писатель о любви. Для этого я должна была заняться основами психологии. Сара Фергюссон дала целый список литературы, которую нужно было прочесть прежде всего. С тех пор мы переписывались, сначала только по интересующей меня теме, но постепенно начали писать друг другу о себе. Вскоре Сара знала обо мне все. Ее суждения обо всех этапах моей жизни сначала изумляли категоричностью и нелицеприятными оценками, но на мою возмущенную реакцию Сара ответила, что я занималась всю жизнь самообманом, как гусыня пряча голову под крыло, боясь разобраться в своих чувствах и оценить чувства окружающих мужчин. Но я еще не готова сделать это. Так и пишу Саре: я боюсь того, что может открыться передо мной, как готовой разверзнуться у ног бездны.
Вскоре Ив начинает проявлять недовольство самостоятельной работой, которой я все больше увлекаюсь. Ему не нравится, что я все меньше времени уделяю совместному творчеству. Наши разговоры о любви часто теперь кончаются спорами, когда я говорю ему, что чувства героинь его романов слишком однобоки и отражают только личные представления о том, что должна чувствовать женщина. Это приводит его в раздражение. Зимний сезон, когда мы работаем в отеле, несколько разряжает обстановку, но ненадолго. Я начинаю замечать, что Ив чаще заходит в центральное здание отеля, где я работаю. Он словно наблюдает за мной. Потом по вечерам он начинает сначала шутя, потом все более серьезно и горячо упрекать, что вокруг меня всегда много туристов, что мужчины по всякому поводу и без повода обращаются ко мне с разными вопросами. Сначала это забавляет, я не прочь даже пококетничать, замечая Иву, что его жена пользуется вниманием мужчин, но наконец это начинает надоедать.
— Ив, будь серьезней, — пытаюсь я урезонить его, — Я совершенно равнодушна ко всем этим мужчинам. Я просто выполняю свою работу.
Но Ив не слушает никакие доводы:
— Поклянись, что ты любишь только меня!
— Клянусь, что никого больше я не люблю!
Ив не замечает двусмысленности моего ответа. После таких легких ссор Ив всегда очень трогательно просит прощения за свои подозрения, делает мне подарки и примирение в постели обычно бывает необыкновенно страстным. Так проходит зима. В конце сезона разражается грандиозный скандал. Английский горнолыжник, который приехал тренироваться перед чемпионатом, всерьез увлекся мной. Привлекательный блондин с очень мужественным лицом, загорелым и обветренным, на котором светятся серые умные глаза, старается после тренировок попасться в поле зрения, приглашает в бар или в ресторан, и на все объяснения, что я на работе и не могу поощрять излишнее внимание клиентов, просто не обращает внимания. Я чувствую, как начинает закипать Ив, и стараюсь как-то сгладить ситуацию, не дав развиться скандалу. Он все-таки происходит, но уже после отъезда англичанина. В день, когда он выезжает из отеля, расплатившись по счетам, он подходит ко мне и приглашает в ресторан.
— Мадам, я теперь не ваш клиент. Не будьте так жестоки. Я всего лишь прошу вас провести со мной два часа на глазах у всех посетителей ресторана, это вас не скомпрометирует.
Я понимаю, что отказавшись, теперь выглядела бы смешной. Пришлось согласиться. Ива я смогла предупредить уже перед вечером на трассе, где он работал с группой юнцов, за которыми нужен был глаз да глаз. Он буркнул: «Хорошо» и помчался догонять их, несущихся со свистом и криками прямо на деревья. Я понимаю, конечно, что это тоже внесло свою долю в его раздраженное настроение. Вечер начался прекрасно, мой визави, Томас, оказался интересным собеседником, и мы с удовольствием разговаривали за ужином, рассказывая друг другу, чем занимаемся, когда он не тренируется, а я не работаю в отеле. Узнав о моих книгах, он клянется все их прочитать, а потом начинает расспрашивать о моей жизни до замужества. Услышав, что я тоже катаюсь на лыжах, Томас жалеет, что не знал этого раньше. Я замечаю, что в любом случае трассы у нас разные и не пересекаются.