— Леди Элизабет, вы ведь не думаете, что я дала повод к таким подаркам!
— Успокойся, Клер, я знаю причину. Алекс поблагодарил тебя за все, что ты еще сделаешь для Алисы.
— Но почему?
— Потому что он умирает. Ему осталось совсем немного. Ты разве не заметила, как он меняется?
— Да, но я не думала, что это настолько серьезно. Так он знает об этом?
— Он знает уже год.
— Боже мой! — только и может сказать она.
— Я очень тебе благодарна, Клер. Ты так заботишься об Алисе, я ведь не могу уделять ей много времени, а скоро день и ночь буду с Алексом.
Когда мы возвращаемся в Лондон в машине, Алекс вдруг резко тормозит, я вижу, что он бледнеет и пугаюсь.
— Алекс, что с тобой, тебе плохо?
— Да, голова кружится…
— Как же быть? Нужно скорее домой.
— Давайте, я сяду за руль, — предлагает Клер.
Без нее я бы не знала, что делать. Мы привозим Алекса домой и я вызываю врача. После осмотра врач разговаривает со мной в холле.
— Леди Ферндейл, наступают самые страшные для вас времена. Болезнь вступает в последнюю стадию, скоро у него начнутся боли. Вам нужна будет сиделка.
— Я ночами нахожусь в комнате Алекса, пока я сама буду наблюдать за ним. Сиделку я приглашу, когда нужна будет квалифицированная помощь.
Врач оставляет мне снотворное и обезболивающее и обещает заранее подыскать сиделку. Вскоре Алекс перестает выходить из дома, но по-прежнему спускается вечерами в холл, и мы сидим у камина. Ему уже трудно играть и мы слушаем пластинки. Днем Алекс подолгу играет с Алисой. Она начинает улыбаться и тянется ручками за погремушкой. Когда Алекс напевает песенки, она внимательно слушает, глядя прямо на него.
— Я уже и забыл, какие они забавные. Как жаль, что я не увижу, как она сделает первый шаг. Элизабет, я не знал, как это будет тяжело, когда вы рядом. Я не хочу умирать!
Я ничего не могу сказать в утешение, я могу только обнять его, поцеловать, нежно погладить по щеке. Каждый вечер я спрашиваю, хочет ли он выпить снотворное. Алекс пить его боится, ведь если приснится все тот же смертный кошмар, он не сможет проснуться, что бы найти у меня утешение, но с другой стороны он не хочет мешать мне спать. Когда я понимаю, в чем тут дело, я перестаю предлагать лекарство. Постепенно Алекс перестает выходить из своей комнаты и весь дом сосредотачивается в его спальне. Я делаю последние правки романа, устроившись за маленьким столиком. Клер приносит Алису поиграть, когда она не спит. Алекс сам иногда кормит ее из бутылочки, уложив рядом с собой на диван и напевая смешные песенки. Каждый отпечатанный лист романа я отдаю прочитать Алексу. Он очень внимательно относится к моей работе, я рада, что у меня такой заинтересованный первый читатель. Но он совершенно не критикует написанное. Когда я спрашиваю, что ему не нравится, он отвечает:
— Единственное, что мне не нравится, это то, что обреченный на смерть мужчина не может сделать героиню счастливой.
— Но ведь она счастлива! Она счастлива тем, что судьба столкнула ее с замечательным человеком.
— Ах, ты не понимаешь, каждый нормальный мужчина — а я, несмотря ни на что, ощущаю себя мужчиной — хочет сделать женщину счастливой на всю жизнь.
— Но это невозможно! Ни один брак, самый долгий и удачный, не застрахован от неожиданностей и тем более от постепенного изменения отношений.
— И все-таки я ощущаю бессилие.
— Ты хотел бы, чтобы я придумала счастливый конец?
— Нет, Бетси, счастливый конец невозможен, — тихо говорит Алекс.
Закончив роман, я отдаю его в печать с коротким посвящением: «Моему мужу Александру». Назвала я его «Анатомия любви», вспомнив старый фильм под таким названием. Очень обидно, что он выходит под моим старым именем, но издатель непреклонен: нельзя менять имя, у меня уже есть свои читатели.
Алекс начинает уговаривать меня уехать с Алисой и Клер в Фернгрин, пока все не закончится. Он не хочет умирать на моих глазах. Я обещаю, что когда будет совсем плохо — уеду. Вскоре у Алекса случается первый приступ боли. Испуганная его измученным видом, звоню врачу и соглашаюсь на сиделку. Сиделка собранна, профессиональна и холодна, как рыба. Она приходит в ужас оттого, что я сплю с Алексом. По-моему, она подозревает нас в каком-то извращении. Но я непреклонна: она может находиться здесь же, чтобы своевременно сделать обезболивающий укол, но я буду рядом с мужем. В результате она преспокойно спит на диване, и я бужу ее, когда Алекс сжимает мне руку и начинает часто дышать. Днем она сидит в кресле и вяжет себе свитер. Единственное, что делает только она — это все процедуры гигиены. Тут Алекс непреклонен и гонит меня из комнаты.