— Я… Я не знаю, что делать, — выпрямившись, я скрестила руки на груди. С горечью озвучив свой самый большой страз. — И надо ли что-то делать…
На кухне вновь повисла тишина, нарушаемая лишь раздражающе медленно капающим краном. Который все руки не доходят починить или хотя бы подложить губку, чтобы не так громко капало. Царивший в голове хаос никак не желал оформляться в хоть какое-то подобий выводов и предложений, а рассказ Ольги Викторовны внёс только больше сумбура. Оставляя меня один на один со всеми страхами, неуверенностью и непониманием, как быть, что делать…
И да. Надо ли что-то делать вообще?
— Да ну на фиг! — этот громкий, по слогам произнесённый вопль заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Чудом успев поймать чашку до того, как она повторит участь несчастного фарфора. И прижав её к груди, я уставилась на Лерку.
Та встала рядом со мной, уперев руки в бока и пригвоздив меня к табуретке недовольным, упрямым взглядом.
— Значит так, — хлопнув ладонью по столу, она ткнула пальцем мне в лоб, едко заявив. — Руки в ноги, ноги в руки, жопу подняла и марш к моему братцу! Меня ваша рефлексия уже достала, ей богу… Нервный почесон от его убитого вида мне не компенсирует никакое мороженное, кола и чипсы! Так что, красавица, собирайся, наряжайся и марш строить любовь! — и, фыркнув пренебрежительно, она сдула с носа прядь светлых волос. — Тоже мне, проблему нашли… Танцы-шманцы-обниманцы…
— Лера… — укоризненно протянула Ольга Викторовна, старательно пряча улыбку, так и норовившую появиться на лице при виде воинственно настроенного подростка.
— Да что Лера-то?! Ты мать, как хочешь, а я глазеть на тяжко вздыхающего и воющего на Луну брательника отказываюсь. И если кое-кто, — тут на меня весьма недвусмысленно так махнули рукой, — не соизволит пойти и взять всё в свои руки… Я перееду сюда! И буду действовать на нервы двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю… Пока она сама к нему не сбежит, политическое убежище просить! Вот! Я всё сказала! Данька, подтверди!
— Переедет, — мрачно подтвердил мой брат, высунувшись из угла коридора. И жалобно вздохнул, глядя на меня несчастным взглядом. — На-а-ат, а я там тебе одежду приготовил…
— Я не пойду, — нервно дёрнула плечом, отодвинувшись подальше от сощурившейся на эту фразу Лерки. — Нет, я не пойду! Я…
Мне было страшно. Я не имела ни малейшего представления, о чем говорить и как. И всё равно через полчаса оказалась на улице, с ключами от квартиры Лектора в руках и пожеланием удачи. Последнее мне шепнула Ольга Викторовна, прямо перед тем, как объединившиеся близнецы, во главе с Леркой, вытолкали меня из родного дома. Отобрав предварительно связку ключей и ещё раз, чётко озвучив свои требования. Включавшие в себя не много не мало, а счастливую жизнь в компании моего любимого преподавателя по праву…
И как я это проверну, их не интересовало совершенно. Как и то, что моё состояние сейчас напоминало до боли знакомое «Бей или беги». Совершенно непредсказуемое, как по действиям, так и по возможным последствиям.
Сжав пальцами ключи, я засунула руки в карманы куртки и… Зашагала в сторону, где находилась та самая, личная квартира Лектора. Отчаянно надеясь, что в этот раз я не опоздаю, ничего не испорчу и вообще. Что всё будет хорошо.
Ведь будет же?
Нервно хохотнув, я подняла воротник, пряча нос от холодного, весеннего ветра, пробирающего до костей. А в голове водили хороводы мысли и обрывки оных, догадки и фразы из небольшого, но такого эмоционального разговора с Ольгой Викторовной. С той. Кто впервые за много лет дал мне почувствовать, что такое настоящая материнская любовь и забота.
Как бы странно это не звучало.
Её история была жуткой. Пугающей. В своей обыденности, в том, что я ни раз и не два слышала подобные истории от знакомых танцовщиц. И далеко не все из них заканчивались так хорошо, как в этом случае. Далеко не все.
Нервно усмехнулась, остановившись на перекрёстке, дожидаясь разрешающего сигнала светофора. Я видела, как ломали и в прямом смысле слова девчонок-танцовщиц. Перспективных, юных, красивых и невинных. Наверное, именно поэтому, я никогда не мечтала стать одной из них, не мечтала о славе и сцене. Предпочитая что-то более приземлённое, хоть и не лишённое творческой подоплёки.