— Я скучал, — тихий шёпот согрел кожу на шее. Алексей прижал меня к себе крепче, уткнувшись подбородком в плечо. — Чёрт тебя побери, Совушка! Я ж так по байку, дороге и собственной банде не тосковал, как по одному такому сонному недоразумению… Всю неделю исправно притворявшемуся, что ему до меня нет никакого дела.
— Если это была попытка воззвать к моей совести… — прикрыв глаза, уткнулась носом в его плечо, машинально зарывшись пальцами в светлые пряди на макушке. И добавила тихо. — То поздравляю, она провалилась. Совесть в доле.
— И почему я даже не удивлён? — хмыкнув, Ярмолин и не подумал ослабить хватку или, хотя бы, отодвинуться. Мягко скользя пальцами по моей напряжённой спине.
— Успев немного узнать о ваших похождениях, Алексей Валерьевич, я признаться честно, не могу представить, что бы вас могло того… Удивить! — фыркнула в ответ, припоминая какие интересные и животрепещущие слухи и сведения бродили о товарище юристе по просторам «Максимуса».
Да, я подозреваю, что большая часть не соответствует действительности. Да, я знаю, что проблем с женщинами у него точно никогда не было. И да, возможно, я где-то в самой глубине своей души, самую малость, вот такую вот капельку — ревную. Но говорить об этом наглому блондину не собираюсь.
Как и уточнять, что это всего лишь одна причина из многих. Заставивших бегать от него по всему универу зигзагами пьяного в зюзю зайца. Далеко не самая главная, к слову.
— Значит, я был прав, — самодовольно заметил Ярмолин, выпрямившись и глядя на меня сверху вниз. Так проницательно, что я невольно нахмурилась, пытаясь припомнить, кто бы мог рассказать ему о моих…
Ну, скажем так, временных трудностях. Включавших в себя отца, возомнившего себя частью нашей маленькой семьи, его новую музу, приторным тоном попросившей звать её «мамочка» и моих братцев. Превративших спокойную, уютную квартиру в самое настоящее поле боя, где в ход шли любые методы борьбы с противником.
Вот только об этом знала разве что Людка. Забывшая на почве собственной влюблённости и бурного романа не то, что обо мне. О собственных притязаниях на университетский пресс-центр и великой борьбе против всеобщего неравенства и диктатуры системы. А больше о моих внутрисемейных проблемах не знал никто.
Привычка жаловаться на жизнь атрофировалась ещё в детстве. Да так и не удосужилась появиться в более зрелом возрасте. Как-то… Не до того было, знаете ли!
— Любопытное заявление, — тихо фыркнув, я склонила голову набок и осторожно уточнила. — Ну и в чём же?
— У тебя проблемы, — Лектор пожал плечами, почти невесомо проведя кончиком носа по моей щеке. После чего как ни в чём не бывало добавил. — И ты мне о них расскажешь. Не так ли, Совушка?
Женская логика странный предмет. Вроде бы есть, а вроде бы нет. Мне бы радоваться, что кто-то хочет помочь, что появился кто-то с кем можно разделить груз проблем и обязанностей. Побыть в кои-то веки слабой и хрупкой натурой, со склонностью к излишнему драматизму. Но тот самый «Валера» в душе каждой девушки нахохлился и засучил рукава, заявляя «Спокуха, я всё решу!». И вместо того, чтобы радостно повиснуть на шее байкера, я лишь ткнула его кулаком в грудь, заявив:
— Хрен тебе, золотая рыбка. Мои проблемы — это мои проблемы. И ты последний человек, которому я буду о них рассказывать. Ферштейн?
— Упрямство тебя не красит, — нисколько не обиделся Ярмолин. Только усмехнулся чему-то своему, обнимая меня крепче.
— А тебя настырность и навязчивость, — я запыхтела, пытаясь выбраться на свободу. Потерпела поражение и, уткнувшись носом ему в шею, зло буркнула. — Я сказала «нет». Чего тебе не понятно в этих трёх буквах?
— Давай я кое-что уточню, Совушка? — я кожей почувствовала мягкую, чуть едкую улыбку на его лице. От которой вдоль позвоночника побежали мурашки. Не от страха, а от какого-то томительного ожидания, оседающего тёплым, тянущим чувством внизу живота. — Ты моя. И я не буду ждать, пока ты созреешь, чтобы позволить тебе помочь. Тихо стоять в сторонке, это, знаешь ли, не совсем про меня. Нравится тебе это или нет, но я буду делать всё, что посчитаю нужным.
— Потому что ты байкер? — скептично хмыкнула, против воли прикрыв глаза и наслаждаясь его объятиями.
— И поэтому тоже, — фыркнул Лектор, снова отстранившись и обхватив моё лицо ладонями. Чтобы спокойно добавить. — Но, в основном, потому, что я тебя люблю.
— Ась?!
Удивлённый возглас потонул в очередном поцелуе. Мягком, чувственном, тёплом и нежном. Пробирающим до костей, заставляющим сердце биться быстрее. И почему-то у меня не осталось ни одного аргумента против, ни одного возражения. Только бесконечное ощущение счастья, трепыхавшегося в душе и согревавшего изнутри.