— Что? — с трудом переводя дыхание, поинтересовалась я, невольно облизнув губы.
С минуту Ярмолин пристально смотрел на меня, сжав пальцы на моих бедрах так, что я тихо охнула от неожиданности. А потом вздохнул, прижавшись в невесомом поцелуе к губам. И отстранился, взяв меня за руку и переплетая наши пальцы:
— Ты, конечно, смелая девушка, Совушка… Но не доводи до греха, а?
— А не то?…
Меня смерили очень долгим, очень жарким и таким внимательным взглядом, что вопрос отпал сам собой. И не то, чтобы я была сильно против такого развития событий, нет. Мы взрослые люди, прекрасно осознающие, чего хотим и кого. Но именно потому, что мы взрослые люди, переходить на новый уровень отношений так же стремительно, как они начинались — не хотелось. Как и терять это ощущение трепетной нежности, сквозившей в каждом прикосновении, в каждом поцелуе…
Негласно соревнуясь, кто же из нас не выдержит первым. И вряд ли кто-то сильно расстроится из-за проигрыша.
Широко, счастливо улыбаясь, я прижалась к чужому плечу и вздохнула, потёршись щекой о мягкую кожу куртки. Едва не замурлыкав от удовольствия, когда меня заключили в объятия, неторопливо ведя в сторону застывшего возле моего бедного мопеда байка. Хищная обводка острых линей харлея Лектора приковывала к себе внимание и, не удержавшись, я провела кончиками пальцев по плавным линиям бензобака. Уделив особое внимание знаменитой эмблеме, изящной в своей намеренной грубости.
Не знаю даже, что больше меня привлекает — сам мотоцикл или его вредный владелец. Оба в чём-то хороши, в чём-то не очень. Оба как опасный зверь, которого не рекомендуют гладить против шерсти. И оба такие непредсказуемые, что каждую минуту ждёшь от них подвоха. Отказываясь признавать, что именно это и тянет сильнее всего, крепко-накрепко привязывая меня к этому неразделимому тандему: байкер и его байк.
— Значит, свидание? — развернувшись к насмешливо наблюдавшему за мной мужчине, я опёрлась задом на харлей и скрестила руки на груди.
— Свидание, — Ярмолин так многообещающе улыбнулся, что я подавила в предательское желание плюнуть на все эти романтические, милые сердцу глупости и таки довести до греха своего «обожаемого» преподавателя. — Имеешь что-то против?
— Хм… — я сделала вид, что задумалась. Настроение, блиставшее с утра умиротворением и теплой, лёгкой задумчивостью сменилось на что-то другое. Шальное, подталкивающее на безумства и гарантирующее, что они мне понравятся.
Сопротивляться ему не было ни сил, ни возможностей, ни желания. Оттолкнувшись от байка, я за один шаг оказалась рядом с блондином. Чтобы вцепившись пальцами в ворот его куртки притянуть к себе и поцеловать. Коротко, несдержанно, горячо. И хрипло рассмеялась, отстранившись и заглядывая ему в глаза:
— Ни капли. Вези меня, олень… В свою страну оленью!
— Когда-нибудь ты доиграешься, Совушка, — хмыкнув, Ярмолин подошёл к байку и протянул мне второй шлем. — И я тебе отомщу. За всё и сразу.
— Обещания, обещания… — усевшись за его спиной, я опустила защитный экран и уже привычно обняла его за талию, крепче прижимаясь к родной спине.
Сонную тишину весеннего утра нарушал лишь шум машин по трассе, пение птиц и сытое урчание байка, мягко покатившегося в сторону дороги. Наполняя сердце предвкушением чего-то невероятного. Чего-то очень похожего на чудо.
Мимо мелькали дома и улицы, многочисленные прохожие, спешившие по своим делам. Провожавшие стремительно набирающий скорость байк завистливыми взглядами. Не имея ни единого шанса проникнуться этим звериным ощущением свободы и силы, почувствовать агрессивно-ласковые порывы ветра, скользившие по телу. Позволить себя отдаться чувствам и переполняющему тебя восторгу. Смешивающимся со страстью и адреналином в дикий коктейль, кипящей лавой несущийся по венам.
Нарушая все правила, разрушая все догмы. Прогибая под себя и наслаждаясь этим. И всей душой желая, чтобы это никогда не заканчивалось. Никогда.
Одна страсть на двоих. Одно безумие. Одна любовь.
Ну, по крайне мере я очень хочу в это верить.
— Итак, товарищи заговорщики! С превеликой радостью объявляю, что…
— Лерка, — сонно протянули откуда-то с полу. — Заткнись и спи, а?
— Не поня-я-ял, — Ярмолина нахмурилась и пнула чью-то конечность своей изящной лапкой тридцать седьмого, слегка растоптанного размера. Обутой, кстати, по случаю гостевого пребывания в миленький такой тапок, найденный в коридоре.
Тапок был покусан, местами изжёван, но вполне себе жив. Только без уха, но зайцу, в смысле тапку в виде зайца, это даже шло. Впрочем, речь сейчас вот ни разу не об этом!