— Ну, На-а-ат!..
Братья выли хором, слаженно, дружно. Так мелодично и эффектно, что аж заслушаться можно было. И испытать все оттенки стыда и жалости к этим здоровущим лбам, волей судьбы и безответственных родителей оказавшихся на моём попечении. Если бы не одно «но».
Высокое, метра под два. Блондинистое, обалденно красивое и… Самым неприличным образом ржущее над происходящим! Только чудом не падая с табуретки, не иначе. Впрочем, чего ещё ждать от этого… Байкера?
Мстительно ткнув его локтем в бок, я сурово глянула на мелких, обманчиво ласково так поинтересовавшись:
— Я достаточно ясно выразилась? — те синхронно кивнули, безошибочно определив, что пытаться оспорить моё решение сейчас — не самая лучшая идея. Недосып, усталость, бешеный ритм жизни и мой характер портиться ничуть не меньше, чем у Ярмолина от отсутствия его личного громоотвода. — Отлично. Тогда, присяжные-заседатели, собрание объявляется закрытым! И все присутствующие дружно, без ссор и апелляций отправляются спать. Раз им так рано вставать и так много надо сделать…
— Ну, На-а-ат…
— Мелкие.
А вот эта реплика принадлежала уже не мне. Увы, мне до таких тонких, нежных ноток в голосе, от которых даже у Хана шерсть на загривке дыбом встала, как до Китая по-пластунски. Далеко, грязно и бессмысленно. Так что, ничего удивительного, что заслышав фирменный тон Лектора, применяемый для местных гениев и любителей шпаргалок по время сессии, братья предпочли слинять с кухни.
От греха подальше, так сказать. Жаль, несчастные адепты нашего универа не обладали такой потрясающей сознательностью. За что каждый раз получали круг пересдач (бесконечный и безжалостный) и «счастливый», направляющий пинок в сторону знаний и умений от всей широты щедрой души моего «любимого» преподавателя по праву И просто очаровательного, обожаемого байкера, ага.
Который так настырно пытается перетянуть меня к себе на колени. Блин, ну не сейчас же, а? Хотя…
Оставшаяся часть вечера прошла по уже обычному сценарию. Сквозь ворчание мелких, быструю пробежку по ночному двору с весело лаявшим Ханом и молчаливое чувство не одиночества, когда ты можешь заниматься своими делами. Подтянуть хоть чуть-чуть учёбу, прочитать бесконечную вереницу сообщений от труппы и от Людки, наконец-то действительно влюблённой, счастливой, с переломом безымянного пальца правой руки и я понятия не имею, как она его смогла получить. Почитать давно отложенную книгу, выпить почти остывший чай. И всё это в тишине, разделённой на двоих. С ощущением тяжёлой головы на коленях, зарываясь пальцами в значительно отросшие светлые пряди и едва ли не мурча от удовольствия.
Разве это не счастье? Только моё, только для меня. Нахальное такое счастье, ага.
Правда, ночью, лёжа в крепких, сильных объятиях, попутно пиная устроившегося в ногах щенка, я не могла отделаться от мысли, что что-то упустил, Что сделала что-то не так. Что стоит вот прям сейчас растолкать засыпающего Лёшку и выложить ему всё как на духу. Что стоит перестать ходить вокруг да около. Ну не убьёт же он меня, в конце-то концов…
Наверное. Или же?…
— Совушка, лапочка ты моя и умничка… — сонно выдохнули мне в ухо, щекоча кожу и вызывая приятные мурашки по всему телу. Я аж поёжилась, прикрыв глаза от удовольствия. — Чтобы ты там не думала… Прекращай строить планы по захвату мира после чашечки чёрного кофе. Спи!
Воодушевление, начавшее гулять по телу после такого вдохновенного начала, слегка поутихло. Если не сказать, что сошло на нет, сменившись уже привычным желанием огреть ближнего своего. За всё, так сказать, хорошее. Правда, вставать было лень, и поэтому я только пяткой лягнула его по колену. И ляпнула, с деланным любопытством разглядывая чью-то наглую, бесстыжую конечность, крепко обнимающую меня за талию:
— Я стесняюсь спросить… А не то что?
— А не то найду занятие поинтереснее. И будем мы завтра довольные, но не выспавшиеся и к миру не справедливые… — тихо фыркнув, Ярмолин поцеловал меня в обнажённое плечо и шикнул. — Спи.
— Яволь, майн либен фюрер…
— Спи!
— Да сплю я, сплю…
Повернувшись, я нагло закинула ноги и руки на лежащего рядом мужчину и уткнулась носом в его плечо. Вырубившись буквально за пару секунд, сонно улыбаясь в ответ на невесомое прикосновение губ к затылку. Клятвенно пообещав себе завтра, вот обязательно, рассказать ему всё как есть…
И кто бы сомневался, что наступившим внезапно ранним утром и стремительным подъёмом с воплем «Атас, проспали!» я совершенно забыла обо всём. В том числе и о собственном обещании. Даже не представляя, во что выльется мне эта самая забывчивость.
Бытует такое мнение, что если встать не с той ноги, весь день будет наперекосяк.
Судя по ощущениям, Лектор всё больше склонялся к мнению, что не стой ноги, он встаёт уже недели две подряд. Не с той ноги, не с той кровати, не в той квартире…
И не в той жизни, определённо.
— Очешуенный день, — глубокомысленно выдал Ярмолин, засунув руки в карманы пальто. На языке у него, конечно, вертелись выражение поинтереснее. Но присутствие рядом дам, пусть и совершенно ему незнакомых, несколько дисциплинировало.
Впрочем, не мешая лелеять желание убивать, давно и прочего поселившееся в душе и обдумывать на досуге план по устранению следов потенциального преступления. Ну а что? Профессия и знакомства позволяли надеяться, что правосудие его благополучно не найдет. А если и не найдёт…
Что ж, Граф Монте-Кристо всегда ему импонировал.
— Брательник, а ты какого хвостатого лобс… Ух ё, — Лерка, выпавшая из железных объятий только что подъехавшего такси, застыла напротив собственного братца и сделала то, на что тому не хватило силы воли. Перекрестилась. От души. И констатировала очевидный факт, задумчиво почесав бровь. — И кого мы будем копать-хоронить? За такое… Высочайшее произведение чьего-то, прости и упокой их душу, Господи, рукожопства?
Лектор на это только хмыкнул, сам не заметив, как смял в руке так и не зажжённую сигарету. За свою насыщенную жизнь, он успел пройтись по любимым мозолям многих, ещё большим потоптаться по нежно лелеемым комплексам и фобиям. Что уж там, он умел и любил методично, с сдаистским таким удовольствием разбирать на составляющее чужие души и умы, так что врагов и «доброжелателей» хватало с лихвой. И блондин бы обязательно составил бы целый список желающих так ему нагадить, если бы не одно «но».
Красивое такое. Светловолосое. Счастливо улыбающееся ему с камер видеонаблюдения. Наблюдающее, как его любимый байк медленно, но верно превращают в груду металлолома. Очень дорогую груду металлолома, заботливо политую обычной масляной краской ядовито-красного цвета. Вот же…
Сука. Самая натуральная, во всей своей красе, млять. И безмозглая. Если действительно верит, что он это спустит с рук. Ну-ну.
— Ау, Юпитер! — Лерка, успевшая обогнуть то, что когда-то было красавцем Харлеем, подпрыгнула и попахала рукой перед лицом мужчины. И ткнула его кулаком в плечо. — Чьих кривых рук дело? Кого надо распять на кресте за такое святотатство? Кому…
— Лерка, — не сказал, обронил. А сестрица, успевшая выучить «от» и «до» все интонации собственного родственника тут же заткнулась. Тяжело так, печально вздохнув, глядя на павший в неравной борьбе с женской стервозностью мотоцикл.
Ярмолин туда даже смотреть не хотел. Сразу появлялось желание изъять у одного хорошего знакомого биту, джип и проветриться до ближайшей лесополосы. И плевать, что он был самым ярым приверженцем принципа «баб не бить». И чхать, что за попытку ударить его Сплюшку, он с превеликим бы удовольствием обеспечил старшему Снегирёву визит к травматологу. В лучшем случае.
Криво усмехнувшись, Лектор вытащил новую сигарету и прикурил. Для мадам Морозовой он сделал бы исключением. Огромное и очень душевное исключение.
— Лё-ё-ёх, а его это… Можно починить, а? — наконец, снова подала голос Лерка, подёргав его за руку. — Ну Лё-ё-ёх…
— Не знаю, — выдохнув дым, Алексей потёр переносицу, пытаясь последовать собственному же совету и взять себя в руки. Получалось откровенно хреново. Настроение, и так не блиставшее особой радужностью, медленно, но верно катилось к отметке «откровенно паршивое». А ещё ведь надо в чёртову «Мяту» заехать, будь она не ладна.