Правда, не до конца. Но это уже не проблема.
— Хреновый день? — Климов посмотрел на часы, откинувшись на спинку стула и цепко глядя на своего гостя.
Слишком цепко. Как потенциального соперника, не меньше. Но Алексей на это только фыркнул, лукаво сощурившись. Некоторые привычки трудно перебороть, а некоторые и вовсе не возможно. И хотя умом оба понимали, что делить им нечего…
Князь продолжал цепко следить за байкером, а байкер принимать это как факт. Не больше и не меньше. Друзьями они так и не стали, но хорошие приятельские отношения завести смогли. Чем и пользовались, время от времени.
— Как насчёт небольшого развлечения? — вопрос прозвучал внезапно и Лектор чуть не подавился очередным глотком виски. Но проглотив его, вопросительно посмотрел на усмехающегося Князя. Тот махнул рукой в сторону небольшого балкона, присоединённого к его кабинету. И, не дожидаясь ответной реакции, направился туда, прихватив бутылку.
Ярмолину ничего не оставалось, как последовать за ним. Ухватив свой бокал с выпивкой, и не задавая лишних вопросов. Лишь недоумённо пожав плечами, оказавшись в полумраке, расцвеченном яркими огнями софитов на сцене. Звучавший до этого момента микс вдруг умолк, сменившись первыми тонкими, почти жалобными звуками скрипки. Оттенённой низким голосом контрабаса, печальной мелодией виолончели и страстными ритмами самого настоящего танго.
Танго Дьявола, так, кажется, пел голос солистки?
Ободряюще хлопнув его по плечу, Князь кивнул в сторону сцены. И Ярмолин как зачарованный перевёл взгляд на танцоров, рисующих телами и движениями свой особый, пленительный рисунок страсти. Чтобы тут же забыть обо всём, что происходило. Потому что…
— Нет, — непослушно, беззвучно прошептали губы. Пальцы сжали перила так, что побелели костяшки. А взгляд продолжал следовать за знакомым, до последнего изгиба телом.
Родным и любимым. Изученным до последнего шрама, последней родинке на светлой коже. Таким чужим и отрешённым, пугающе неизвестным в разноцветных лучах прожекторов. Чувственным, свободным, открытым и доступным. Всем. И сразу.
Сердце билось тяжело и глухом. Разгоняя застывшую в жилах кровь, с трудом заставляя делать новый, судорожный вздох. А в голове всё перемешалось, спуталось, разрыва, казалось бы, такую закрытую ото всех душу на кусочки. Сплетая воедино, оживляя кошмары собственного прошлого.
Остервенелый, истеричный крик по ночам. Психолог, разводящий руками. С таким трудом выстроенное хрупкое доверие и страх толпы, дикая паника в глазах собственной матери. И Совушка, его вечно сонливая Совушка. Под десятком, сотней взглядов. Под прицелом чужих желаний, противопоставить которым нечего. Танцующая и улыбающаяся так, что нельзя было не улыбнуться в ответ.
Нельзя.
Зажмурившись, он с силой вцепился в перила, отчаянно желая как в детстве открыть глаза и осознать, что этого не было. И не будет. Не будет страха, не будет горечи, не будет разочарований. Не будет этого ничего. Только вечно опаздывающая студентка, острая на язык и такая своя.
Не повторяющая чужих ошибок, не загоняющая себя в ловушку танцовщица. Нет.
Музыка всё играла, набирая обороты. Толпа одобрительно гудела внизу, улюлюкая и аплодируя. Скрипка звенела под потолком, сплетаясь с виолончелью и низко гудевшим контрабасом. Отдаваясь гулкими ударами куда-то под дых, каждый раз, как партнёр обнимал его девушку, прижимал к себе крепче, чем надо бы. Ломай хрупкий лёд выдержки и самообладания, с каждым мгновением, с каждым движением становившийся всё тоньше и тоньше.
Вместе с ним в душе воцарялась пространная апатия и пугающая пустота. И стоило мелодии остановиться, а танцорам замереть под последний, самый бурный аккорд, как байкер залпом допил свой бокал с виски. Наверное, стоило спуститься вниз, стащить её со сцены и в лучших традициях всей банды утащить её на плече. Наверное, стоило подождать её после выступление и обо всём поговорить. Здесь, сразу. Не отходя, так сказать, от кассы.
Наверное, да. Вот только Ярмолин чётко осознавал, что если он сейчас спустится туда — быть беде. Мягко говоря. Поэтому он, молча, развернулся и отмахнулся от вопросов хозяина заведение. Стремительно пройдя в сторону выхода и только на парковке сумев глубоко вдохнуть. Старательно закрывая глаза на всё и сразу. Не желая ни видеть, ни слышать, ни осознавать.
Нет, не сегодня. Не сейчас.
Вытащив дрожащими пальцами телефон, он выключил его и набрал первый попавшийся номер.
— Сань, ты где? — сев в свой опель, Алексей старался говорить ровным, спокойным тоном. Получалось так себе, но он очень старался. — Отлично. Выпивка есть? Ещё лучше. Что случилось? Да не, нормально всё… Наверное. Буду минут через пять.
До квартиры арт-директора «Максимуса» он добрался за четыре. По-прежнему отказываясь думать обо всём, что случилось. Совершенно. Абсолютно.
Не сегодня…
Глава 13
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
«Телефон абонента выключен или…».
«Телефон абонента…»
«Телефон…»
Сжимая в руке смартфон, я слушала сухой, механический голос. Глотая злые, обиженные слёзы, текущие по щекам. Сминая и разрывая край старой футболки, медленно сползая по стене ванной на пол.
В груди ныло и болело. Сердце глухо билось об рёбра, спотыкалось на тихих всхлипах и вновь неслось вскачь. Сглотнув вязкий, кисло-горький привкус на языке, я убрала телефон от уха, уставившись невидящим взглядом на потухший дисплей. Чтобы спустя секунду, с размаху, с силой, ударить кулаком об плитку пола. Не ощущая, как крошится под пальцами жалобно тренькнувший экран. Не замечая, как ломается хрупкий пластик, разлетаясь веером осколков вокруг.
Сжимая пальцы до побелевших костяшек. До впивающихся в ладонь осколков. А в ушах, издеваясь, всё тот же механический, приятный женский голос повторял выученную за эти три дня фразу.
«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Я тихо, хрипло хохотнула, крутанув регулятор громкости на портативном радио, примостившемся на корзине для грязного белья. Случайно пойманная станция, случайный выбор и вот уже на всё небольшое помещение играет Welshly Arms с композицией «X». Приятный мужской голос, гитарные переборы и ударные, в которых так легко скрыть собственные беззвучные слёзы.
Тихое поскуливание откуда-то сбоку. Выбравшись на пузе из-за огромного пакета с порошком, Хан подполз ко мне и осторожно положил голову на колени, робко ткнувшись холодным, мокрым носом в обнажённый живот. Застыв неподвижно и лишь иногда вздыхая, водя хвостом по сбитому к чёрту коврику.
Пальцы машинально зарылись в густую, приятно пахнущую моим кондиционером для волос шерсть. Я водила по большой, лопоухой голове, теребя кончики горячих ушей. Борясь с желанием уткнуться носом в загривок пса и разрыдаться навзрыд. Громко, отчаянно, безысходно.
Может, тогда будет не так больно? Может, тогда всё будет как раньше?
Трек сменился и теперь по ушам била песня группы Hinder, с невероятно позитивным названием «The Life». Вот только ничего позитивного как в звучавшей мелодии, так и в моих мыслях не было. Совершенно.
Говорят, проблемы не ходят поодиночке. Говорят, перед самой настоящей бурей всегда наступает затишье. Говорят, что без доверия любые отношения обречены на провал. Говорят…
Врезав сжатым кулаком по плитке, я всхлипнула от прошившей руку боли, опалившей костяшки и застывшие в накатывающей апатии нервные окончания. Сейчас, сидя в собственной ванной, закрывшись и отгородившись от всего этого чёртова мира, я была готова подписаться под каждым этим словом. Вот только…
Вот только.
— Нат… — тихо поскрёбся в дверь Данька. — Ната, ну пожалуйста…
Съехав вниз по стенке, я затащила Хана на колени и прижала к себе крепче. Пытаясь, хоть так избавиться от холодного, липкого страха и горькой вины, раздирающих мою душу на части. Пробирающих до костей, сжимающих в железных тисках безысходности. Потому что всё это — моих рук дело. Потому что всё это я…