— Адам, — мягко сказала я, — прежде чем ты продолжишь… Ты еще, конечно, не знаешь… — Мы пока вообще никому об этом не говорили, кроме семьи Колина, на тот случай, чтобы не было утечки информации и не пронюхала пресса, которая любит устраивать шумиху по любому поводу. — Колин и я решили пожениться, как только он вернется из Германии.
Я слишком много ему сказала, даже мама еще не знала точную дату свадьбы. Мы с Колином бросились к священнику в среду вечером, после того как я повидалась с мисс Кроуфорд и сообщила о своем желании оставить колледж в середине семестра, и как раз успели вовремя, чтобы договориться о венчании в понедельник, 11 ноября. «Ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь? — спросил меня Колин. — Я никак не могу отделаться от чувства, что для меня это слишком выгодная… сделка».
На следующий день после нашего бракосочетания его родители планировали переехать к себе в Ланарк, а я собиралась использовать свободное время до свадьбы, чтобы все подготовить для проведения в дом центрального отопления. Все слишком неромантично, чтобы признаться в этом.
— Из Германии? — повторил Адам. — Когда это будет?
Забавно, что он уцепился за менее важную новость, но я и сама иногда так делала в минуты потрясений.
— Через две недели, в понедельник.
Теперь до Адама дошло и все остальное, и он стал выглядеть совсем не таким самоуверенным и язвительным, как обычно.
— Значит, у тебя в конце концов появился к нему интерес?
— Да, и очень сильный, — ответила я. Телевизионные новости, сказала я себе, ничего не меняют. Колин остался таким же, каким был в то воскресенье, когда я прижималась щекой к его плечу и мое сердце разрывалось от любви к нему.
Надолго воцарилось молчание. Первым его нарушил Адам:
— Знаешь, люди сильно ошибаются насчет молнии. Она все-таки ударяет дважды в одно и то же место.
Я непонимающе уставилась на него.
— Я, видишь ли, во второй раз невольно помогаю Колину найти жену, — пояснил Адам и горько усмехнулся.
От того, как он это сказал — спокойно, без раздражения и упрека, — я испытала еще большее потрясение. Адам проницательно взглянул на меня:
— Ты не знала, что я любил Анну?
— Даже представить себе не могла, — ошеломленно призналась я.
Я должна была это понять! Адам никогда не называл мне имя девушки, которую он любил, но Колин упоминал о том, что познакомился со своей женой в хоре Адама, говорил об этом вскользь и без какого-либо чувства вины. А я так сочувствовала этой неизвестной девушке, вышедшей замуж за недостойного человека, который оставил ее одну, как только ее здоровье стало ухудшаться. Этот мужчина казался мне безжалостным плейбоем, но теперь, узнав, что это был Колин — Колин, с таким открытым, честным лицом и добрыми глазами… И другие факты должны были помочь мне догадаться: нежность Адама к Рут, фотография Анны в его студии, отношения с Колином, казавшиеся всегда слишком натянутыми, чтобы их можно было объяснить простым несовпадением взглядов на музыку…
— Тогда забудь об этом. Я сожалею, что проговорился, — сокрушенно произнес Адам. — Впрочем, рано или поздно ты все равно бы узнала. — Он взял меня за руку. — Это не должно тебя беспокоить, Деб. Ты слишком отличаешься от Анны и не сделаешь ту же ошибку.
— Ошибку? — резко переспросила я.
Он отвел глаза и покраснел.
— Понимаешь, Анна была слишком эмоциональной, она любила Колина самозабвенно и не уставала ему напоминать о своих безудержных чувствах. А Колин… Такие мужчины, как он, пресыщены женским вниманием. Вокруг него вечно толпились поклонницы, преследовали его восторженными взглядами. И когда он пытался удрать от всего этого, ему меньше всего хотелось столкнуться с тем же самым опять в тот момент, когда он открывал дверь собственного дома. Анна, боюсь, так и не смогла этого понять. Видя, что с ней происходит, я забывал обо всем. В тот вечер на рождественской неделе, когда мы с тобой отправились па концерт, я был почти безумен. Собирался сбежать из Лондона на следующий же день. Если бы я столкнулся тогда с Колином, один Бог знает, что могло бы случиться. Даже этим летом встреча с ним для меня оказалась довольно тягостной. Хотя, если честно, в том, что случилось с Анной, была не только его вина. Родители Анны умерли, она воспитывалась теткой и находилась под ее влиянием. Добавь к этому неискушенность и эмоциональность восемнадцатилетней девушки… В общем, они с Колином поженились. А потом… Она не смогла построить свою семейную жизнь правильно. — Адам выглядел одновременно смущенным и раздраженным, я догадывалась, что эта исповедь дается ему нелегко. — Ну да. Так и было, — продолжал он уже более спокойно. — Думаю, это ты натолкнула меня на правильное понимание всего, Деб. Ты такая уравновешенная и благоразумная. Именно ты подсказала мне, в чем Анна была не права. Колин устал от женского внимания.
— Но… но он очень любил ее, Адам, — неубедительно пролепетала я. — Он сам говорил мне об этом.
— Да, полагаю, что так… но по-своему. Ты, Деб, мыслишь рационально и тем самым даешь возможность свободно дышать другим. — Он вздохнул. — Я почти ненавижу себя за то, что все это тебе рассказал. Как будто предал ту, которую любил все эти десять лет…
— О, Адам, — потрясенно вымолвила я.
— Ничего. Лучше поздно, чем никогда. — Серые глаза внимательно смотрели на меня. — Поздравь от меня Колина и скажи ему, что он счастливый мерзавец. А что до тебя, тихая девушка, любые пожелания будут недостаточны. — Он притянул меня к себе и поцеловал как брат. — Спасибо за все. Я никогда не забуду этого лета и того, что ты для меня сделала.
— О, Адам! — вновь беспомощно повторила я — на большее в тот момент была не способна. Адам повел себя так неожиданно, оказался таким великодушным и бескорыстным, переступил через себя ради меня…
Я не могла пригласить его на свадьбу. Мы договорились — никаких посторонних. Колин уезжал в тот же день на гастроли в Штаты, и все должно было пройти просто, быстро и закончиться рано. Я, однако, настояла, чтобы Адам заглянул к нам, когда будет в Глазго, и он мне это пообещал.
По злой иронии судьбы Адам выбил из меня последние капли уверенности в себе, хотя, возможно, и непреднамеренно. Путь по «дороге, усыпанной цветами», казался мне теперь еще более трудным, вдвойне опасным и таким же ненадежным. Совсем обессилев от переживаний, я отправилась спать, так и не назвав маме точную дату свадьбы.
Колин прилетел в Глазго ночью, в субботу 9 ноября, и мы поженились, как и планировали, в 11 часов утра в понедельник. Еще до своего отъезда в Германию он успел заказать свадебный костюм, а я не стала тратить время на платье, решив, что сумею что-нибудь быстренько подобрать накануне, — ведь меня ждало не торжественное событие, а всего лишь необходимая формальность.
В день бракосочетания, когда мы уже собирались выйти из дому, мама все-таки не удержалась от скорбного комментария:
— И только подумать, что после стольких лет надежд день твоей свадьбы окажется вот таким!
— А что в нем не так? — мужественно спросила я, и она мне все подробно объяснила.
Во-первых, ей не нравились мои бледно-оранжевые перчатки и шляпа с большими полями (невеста, видите ли, должна быть в белом). Во-вторых, она не любила шотландские церкви — они слишком мрачные и простые. Вот если бы я выходила замуж дома, при всех наших друзьях и соседях и… У нее все-таки хватило совести остановиться и не произнести «и за подобающего мужчину», но я поняла намек. И внезапно вся моя решимость оставаться невозмутимой канула в Лету.
— Мам, пожалуйста, полюби Колина, — взмолилась я совсем по-детски, как будто во мне заговорила маленькая девочка, надоедавшая маме просьбами рассказать сказку о мышке и льве. — Он чувствует, как ты к нему относишься, и страдает из-за этого. Он хороший! — Мой голос предательски задрожал, и мама в порыве нежности и раскаяния трижды крепко обняла меня.