Выбрать главу

– Простите меня. – Говорил я.

– Емае, кто так извиняется? Выплесни эмоции, покажи, что скрывал за этим секретом. Подобно часам на верху, заведи свои простоявшие без дела механизмы.

– Простите! – Он резко меня обнял и стал гладить по голове, пока у меня невольно текли слезы. – Если бы я просто не был таким злым! Если бы я умел слушать!

Я заметил, как выше сидела Ева, наблюдая за нами. На нее падал большой и яркий луч солнца, просочившийся сюда. У нее было очень серьезное лицо, но как только она поняла, что я ее увидел, то улыбнулась мне, так улыбнулась, словно сама за что-то простила. Мою голову заполнили мысли о том, какие боли испытывала она и рассказывала ли она свои тайны, но не был готов и губами пошевелить.

Мы стали подниматься выше, все вместе, пока не начали слышать выкрики людей наверху. Наконец-то поднявшись на знаменитую в нашем городе платформу, мы встретили двое пьяных парней. Платформа располагалась прямо под циферблатом, немного выпячивая вперед из здания. Никаких перил или ограждений, упадешь нехотя.

– О-о-о, еще ребята! – Говорил парень с противными и мокрыми усиками. Он был одет как типичный уличный танцор, даже плавные покачивания тела это доказывали.

– Ик-нет, ну так нам всем места не-ик-хватит, тогда я первый! – Сказал молодой парень модельной внешности. Я его пока не видел на различных журналах моды, но сразу понял, что дай ему время, и он покорит мир своей красотой.

Он расслабился и с бутылкой начал падать вниз, пока его за запястье не схватил танцор.

– А допить?!

– Ах-ик-блин, точно! – Красивого затягивали обратно, пока он во всю хлестал из бутылки. Мне было больно за его горло, казалось, что его вот-вот прожжет из-за такого количества водки.

Ева села на холодный бетон и приложив ладонь к щеке, проговорила:

– Взгляните на этих глупцов. – Ее все слышали. – Не инвалиды, не больны, даже могут зарабатывать и вот они здесь, готовы умирать, но только после выпивки.

– Я бы тоже не захотел уходить, не затянувшись космой.

Поглядев на меня как на дурака, она продолжила:

– Ребят, кто-нибудь из вас знает, как часто люди решают со всем покончить?

Парни друг на друга поглядели и пожали плечами.

– Каждые шестнадцать минут хотя бы один человек уходит способом самоуничтожения. – Она оглядела всех нас, а затем встала и подошла к краю платформы. – Я люблю поесть, обожаю это, потому что никогда не надоест вкус той или иной пищи, а есть я люблю долго, понемножечку. Пока я ем салат, один погибнет, когда примусь за большущую тарелку том яна, то погибнет двое, а то и трое и стоит мне подумать об этих жертвах и аппетит на десерт испаряется. Смерть мне не отвратна, даже не отторгающая, хоть и вызывает там мысли о крови и внутренностях – я просто хочу сесть и подумать, почему они это сделали.

– Ты хочешь узнать, зачем мы это делаем?

– Могла бы-ик-попроще спросить.

– Ну, хах, красиво говорить не запретишь. Хоть разок да могу себе позволить. – Она села у края, свесив ноги. – Расскажите о вас.

– А мы незнакомы: только что познакомились. Кто мог знать, что у меня получится напороться не только на него, но и на вас всех.

– Кто бы-ик-мог знать!

– Удивительно! – Ева восклицала на их радость, указывая, как много хорошего произошло за такой хороший срок. – Адам!

Я пришел к ней на позыв. Ева попросила меня сесть с ней, так ласково и спокойно, словно вводила в транс. Башня была повернута в сторону города по соседству, стоявшего ровно перед нашим взором. Он казался таким крохотным в отличие от нашего необъятного города крыльев, будто был кормом для рыбы или вишней для поедающего все желтого кружка.

– Перед полетом каждый видит тот город. – Указала Ева. – Неужели желание попасть туда не перевешивает другое желание? Согласитесь, вы просто ждете момента.

Она схватила меня и начала тянуть обратно, внутрь башни.

– Ничего, я просто маленькая девочка – что я могу знать, но не прыгайте до того, пока не узрите момент: он вам понравится, он всем понравится. – Я чувствовал, как ей нравилось вершить судьбу, что-то менять и творить, помогая при этом людям. Когда она была в таком настроении, то у меня не было сомнений, что она на что-то не способна.