Олег в тот момент был больше ошарашен новостью о том, что мать все это время, оказывается, жила почти рядом. А он-то думал, что она осталась в поместье, злился на нее... Зря, как оказалось. Не по адресу.
Коробка с прахом... Вот, кстати, куда ее в приюте деть, эту коробку? Комната на десять человек, постоянные шмоны администрации по тумбочкам и матрацам (вдруг кто-то еду там спрятал - только тараканов и мышей не хватало!)
Но жрец-распорядитель, передавший ему коробку, не торопился отходить. Протягивал конверт. Письмо? Ему, Олегу? Написано перед смертью?
Ей запретили с ним встречаться. Ее выгнали из Рода спустя неделю после его ухода. На его счет переведены сто пятьдесят тысяч (неплохая сумма), которые станут доступны после совершеннолетия. Ее дневник, из которого можно узнать больше...
- Дневник? - Замялся распорядитель, все это время стоявший рядом и терпеливо ожидающий, когда Олег прочтет письмо. - Его уже забрали... Предъявили все необходимые документы! - поторопился он уточнить, стрельнув глазами в сторону ворот.
В этот момент Ламский - соглядатай Рода - мелькнул в последний раз, хлопнула дверца, и синий "Голубь-1131" неторопливо отвалил со двора лечебницы, выруливая в сторону шоссе.
Вот, оказывается, зачем он тут был - дневник забрать.
Да - дневник - это серьезно. Там такая информация... И, наверняка, в каких-нибудь бумагах, подписанных матерью перед разводом, было оговорено неотъемлемое право Сварогов на эту толстую тетрадку в зеленой обложке. А если и нет - попробуй, откажи представителю Сварогов!
А пепел в том же письме предписывалось развеять по ветру в поле...
А ночью, грызя подушку и давясь беззвучными слезами, Олег молился... всем и каждому... он перебрал, наверно, всех известных ему богов, моля о справедливости... Даже Морене и Чернобогу...
Вот этих, последних, он помянул, на мой взгляд, совершенно напрасно. Потому что утром...
+++
Стою один в ненавистной комнате перед большим, по грудь, черным шаром. Легкий зуд в затылке - остаточные ощущения от переноса...
Один. Значит, больше никто не смог... И Какитцу, получается, не выбралась из-под завала, ресурс ее скафандра иссяк и... впрочем, какая разница? Я уже давно привык к этой паршивой мысли - однажды не увидеть ее в этой комнате после очередной миссии.
Вариантов не было - Гантц всегда отправлял меня первым, а возвращал последним. Как я подозревал - чтобы поиздеваться над остальными, помучить их неизвестностью - потеря "белого шинигами", основной ударной единицы группы, было бы фатальной. Особенно сейчас, когда пришельцы, как с цепи сорвались.
Мы старались об этом не говорить, но каждая наша встреча с Какитцу, каждая исступленная схватка в постели, на полу, на столе, на лестнице... каждый раз - будто в последний... Она никогда не плакала, и тот раз оказался единственным. И мы тогда перебрали, конечно - я пытался научить ее пить водку - а она вдруг разрыдалась:
- Не вздумай оживлять меня, б'ка! Не взд'май! Онегай! 'Cли ожив'шь - тут же себя ую... упью... убью!
Зеленые символы на выпуклой поверхности:
"51 балл! Прекрасный результат, Март! Итого - 414 баллов! Поздравляю, Март! А у меня для тебя сюрприз, Март: для набравших 400 баллов - та-да-а-ам! - открывается четвертый пункт. "Добрый дядя Гантц исполнит любое желание в пределах твоего мировоззрения!" Выбирай, Март! Выбирай!"
Некоторое время я тупо рассматривал зеленые иероглифы...
Больше мне защищать в этом чужом мире некого и нечего...
А ведь Какитцу, моя маленькая милая Какитцу, которая одна знала обо мне чуть больше остальных, могла подставиться под удар специально, чтобы...
Нет! Не думать! Не думать об этом!
- В Москву! Верни меня в Москву, сука! Из этого гребанного мира! И сотри меня из своей памяти!
Не хватало еще попасть в ситуацию: "Класс! Ящик водки и этих двоих - обратно!"
"Запросто! Отправляю тебя в Москву, Март!"
Остальные невольные "игроки"-гантцтеры думали, что это круто - ко мне, единственному, "круглая скотина с тупым чувством юмора" обращалась по имени, иногда даже добавляя эти их "-сан", "-доно" и даже "-сама", а не пыталась, как для других, придумать обидную кличку.
Ребята думали, что зовут меня не Сай Нагава, как следовало из документов, а - по европейски - Март Как-то-там... Романтично и загадочно!
В рот мне заглядывали, ловили каждое мое слово, с готовностью подчинялись приказам, просьбам и пожеланиям... И умирали один за другими, пытаясь прикрыть...