– Жертва: мужчина, белый, Том Джонс, 37 лет, работал мастером в автомастерской выше по улице. Точную причину смерти смогу назвать после детального осмотра. После вскрытия. Предположительно удушение. В месте предполагаемого удушения расположены характерные гематомы и поверхностные повреждения мягких тканей. Что-то тонкое, скорее всего провод. Также на шее обнаружены фрагменты пластиковой обмотки. Я посмотрел, такой проволоки в гараже целый моток. Скорее всего, убийца взял его оттуда. Буква на бедре «G».
– Отличная работа… – начал Джон, но эксперт его перебил – перевернул листок и продолжил:
– Жертва №2: женщина, белая, Маргарет Розмари Джонс, 35 лет, супруга убитого. Работает массажисткой в салоне здесь же в Мидтауне. Следы на шее точно такие же. На теле присутствуют порезы. Точную причину смерти смогу назвать после детального осмотра. Буква на груди предположительно «W».
– Вторая жертва?
Уолштейн кивнул и указал рукой с блокнотом вверх на второй этаж.
– В спальне.
Они поднялись по лестнице, и Джон с удивлением обнаружил в спальне второе тело. Раньше Призрак никогда не убивал двух человек сразу. Иногда он даже умудрялся убивать свою жертву тогда, когда за стеной комнаты находились все остальные члены семьи. И никто ничего не слышал, разумеется. Двух людей сразу он не убивал никогда! Но тут два трупа. Что это? Аппетиты маньяка растут или всё же ошибка? Второе, что удивило детектива – это бардак, царивший вокруг. Спальня была практически разгромлена. Повсюду валялись перья, выпущенные из подушек, полки шкафов вывернуты наизнанку, а вещи разорваны, разрезаны и разбросаны по всей комнате. Детектив отступил назад и выглянул в коридор, откуда было видно большую часть комнат. Нигде никакого бардака, только в спальне.
Он подошёл к телу женщины. Бледная синюшная кожа присыпана перьями, в некоторых местах они успели напитаться кровью и выглядели, как алые цветы в белом букете. Буква, вырезанная на груди, угадывалась, как «W». Понятно, почему Уолштейн сказал «предположительно».
Джон ещё раз осмотрел жертву, окинул взглядом комнату.
– Он её изнасиловал?
– Вполне возможно. – Уолштейн приблизился к телу и аккуратно поворошил перья в районе шеи. – Не могу сказать наверняка. Мне нужно видеть всё тело. Да и про мужа не забудь. Он лежит на полу гостиной голый. Даже если она и занималась сексом, то с кем именно, наверняка сможет сказать лишь экспертиза. – Он ненадолго замолчал. Джон видел, что тот хочет сказать что-то ещё и не мешал. Уолштейн был отличным специалистом и его мнением не стоило пренебрегать. – Тебе не кажется это странным, Джон?
– То, что жертв две?
– Всё это, – сказал он и указал рукой вокруг себя, обозначая тот бардак, что царил в спальне. – Тут не злость, не месть – она даже не сопротивлялась. Не успела просто. – Он тут же пояснил – профессиональная привычка: – Следов борьбы нет. Он убил её на месте. – И Уолштейн сразу продолжил свою мысль: – Это больше похоже на постановку, на дикое веселье: пух из подушек, вещи из шкафов. Что думаешь?
– Зачем?
Уолштейн поднял на него взгляд.
– Вот и я думаю, зачем? Зачем творить беспорядок? Зачем громить там, где это не требуется? Зачем тратить на это время? Призрак никогда не был замечен в подобном.
– Чес, не тяни. Хочешь что-то сказать – говори прямо! – раздражённо отозвался Джон. Он, пожалуй, начал догадываться, куда клонит Уолштейн, и он угадал.
– Он хочет, чтобы ты разгребал за ним беспорядок. Только вот пользы это не принесёт. Я готов месячный оклад поставить на то, что Призрак и в этот раз не оставил никаких следов.
– Ерунда! – отмахнулся Джон. – Зачем ему это? Я и так и так буду разгребать всё, что он натворит. Не вижу смысла!
Уолштейн молча смотрел на Джона.
– Как скажешь, Джон, – тихо сказал он и пожал плечами. – Я всё сделал. Результаты вскрытия будут у тебя как только, так сразу.
Джон мысленно выругался. Да, он не знал, к чему Призрак разгромил спальню, не знал, почему он выбрал двух жертв, а не одну, как делал это раньше, но он точно знал – тут дело нечисто. Он нагнал Уолштейна уже на улице.
– Чес, погоди! Извини. Я с этим делом весь на нервах, сам себе не рад. Ещё и лейтенант вечно грозится в регулировщики разжаловать. Извини. – Уолштейн промолчал, но его взгляд заметно смягчился. Он просто кивнул. – Я подумаю над твоими словами. Спасибо!
И тут Уолштейн не выдержал:
– Знаешь, – обратился он к Джону, – меня не оставляет мысль, что он сделал это, чтобы ты подольше провозился здесь. Может, это жажда внимания? Чем дольше ты возишься с беспорядком, что он устроил – тем дольше ты занимаешься им, думаешь о нём…