Я прошла по рядам с модной одеждой, думая о том, что через пару месяцев мне уже тут не пробраться. Кроме того, я смотрела на платья. На то, сколь «уникален» их крой. Платья были дорогие.
— Привет, — сказала я, глядя на затылок Стефани.
Она повернулась ко мне и улыбнулась. Это была искренняя улыбка, одна из многих, которыми она одаривала меня с тех пор, как я согласилась помочь им с Мэлом.
— Привет. — Стефани отложила журнал «Vogue», который листала, и подошла к стойке. — Я собиралась позвонить тебе сегодня. Пригласить на спагетти. Что скажешь?
— Это было бы прекрасно. У меня сегодня как раз выходной. Можем и Мэла спросить, не хочет ли он к нам присоединиться.
— Хочет — не хочет… Он и так придет, если я скажу, — рассмеялась Стефани.
— Мне нравится ход твоих мыслей, — улыбнулась я в ответ.
Я сунула руку в сумку и сжала пальцы на пакете, который уложила туда перед выходом из квартиры. Казалось, я несу с собой драгоценности из королевской казны. Мне хотелось достать пакет и еще раз взглянуть на то, что внутри. Удостовериться в том, что оно действительно там. Что полоска никуда не исчезла.
— Итак, чем я могу тебе помочь? — Стефани вновь надела «маску сотрудницы».
— Я тебе кое-что принесла. — Я достала пакет из сумки и протянула Стефани. — Мне показалось, тебе будет интересно.
Она удивленно нахмурилась, взяв пакет. Браслеты на ее руках тихо позвякивали.
Увидев, что внутри, она изумленно распахнула глаза. Тщательно наманикюренные пальчики развернули пакет…
— О ГОСПОДИ! — вдруг истошно завопила она. — О ГОСПОДИ!
Стефани перегнулась через стойку, через кассовый аппарат. Розовая бумага для заворачивания покупок, катушка ниток и пакеты полетели во все стороны.
Она крепко обхватила меня руками за шею. Звон браслетов эхом отдавался в ушах.
— О ГОСПОДИ! — Она сжала меня так крепко, что я, казалось, задохнусь. — О ГОСПОДИ! — Стефани оббежала стойку. — О ГОСПОДИ! — Она еще раз обняла меня, не переставая кричать. — Можно мне потрогать, можно мне потрогать? — Она чуть ли не подпрыгивала на месте от восторга.
Я не ожидала такой реакции. Я знала, что Стефани будет счастлива. Знала, что она будет рада. Но стоявшая сейчас передо мной женщина нисколько не напоминала Стефани. И эта женщина мне нравилась. Я полюбила эту женщину всем сердцем. Жаль, что мне не приходилось видеть ее раньше.
— Конечно. Правда, прикасаться там еще не к чему.
Она упала на колени и осторожно поднесла пальцы к моему животу.
— О Господи… — По ее щекам катились слезы. Она прижалась лицом к моему животу. — Здравствуй, маленький! Здравствуй, малыш!
В этот момент в зал вышла владелица магазина. Она услышала крики и решила проверить, что тут происходит.
Эта дама была одета менее экстравагантно — на ней были джинсы и кремовый кардиган. Она явно увлекалась модой, но не позволяла ей диктовать себе условия.
Женщина остановилась за прилавком, увидев, что ее менеджер стоит на коленях, прижимаясь щекой к животу посетительницы.
— Что тут происходит? — осведомилась она.
Такой голос мог быть только у женщины, у которой денег куры не клюют. Наверное, поэтому-то она и могла содержать бутик, где почти не появляются покупательницы.
Стефани поднялась на ноги, улыбнулась боссу и взяла меня под руку.
— Это моя лучшая подруга, Нова. И она только что узнала, что у нее будет ребенок.
— Понятно, — ответила владелица магазина. — Поздравляю вас.
— Спасибо. — Я чувствовала себя мошенницей.
А еще на меня произвели огромное впечатление слова Стефани. Я ее лучшая подруга. Я. Она перестала относиться ко мне с подозрением. Начала принимать меня.
— У нас будет ребенок. — На лице Стефани сияла улыбка.
Владелица магазина покачала головой.
— Похоже, от тебя сегодня толку уже не дождешься. Почему бы тебе не сводить свою подругу в кафе и не отпраздновать эту новость? Выпейте чаю, полакомьтесь пирожными.
— Ох, спасибо! — воскликнула Стефани. — Я только возьму плащ и сумочку. — Она помчалась за стойку.
— Это ваш первенец? — спросила хозяйка магазина.
Я кивнула, вновь чувствуя себя лгуньей. Придется привыкать к этому. Когда все заметят, что я беременна, они решат, что это будет мой ребенок. Они станут спрашивать, когда малыш родится, как я его назову, будет у меня мальчик или девочка… Они будут задавать все вопросы, которые полагается задавать беременной женщине, потому что, конечно же, это ее ребенок. Я еще не придумала, что отвечать. Незнакомым людям и моим сотрудникам. Как объяснить им, что я делаю и почему считаю это правильным.
— Прелестно! Мне кажется, я еще никогда не видела Стефани такой счастливой. Но, правда, такое случается. Друзья так радуются вашей беременности, что кажется, будто это их ребенок.
— Да, — ответила я. — Я понимаю.
Вернувшись, Стефани вновь взяла меня под руку.
— Спасибо тебе огромное, Арабелла, — сказала она и повернулась ко мне. — Пойдем скажем Мэлу. — И вдруг радость в ее глазах сменилась страхом и отчаянием. — Или ты ему уже сказала?
Я покачала головой. Конечно, вначале мне захотелось взять трубку и рассказать ему, потому что я всегда в первую очередь сообщала новости ему и Корди. Но, уже набрав его номер, я поняла, что первой нужно сказать Стефани. Из нас троих это она пока что не имела никакого отношения к ребенку. Ее тянуло к этому малышу, как мотылька тянет к огню, но сама она не была частью пламени. Если я расскажу ей первой, это успокоит ее. Даст ей понять, что она в этом тоже участвует.
— Ты первый человек, который узнал об этом после меня.
— Правда? — Стефани прикусила нижнюю губу. У нее на глазах опять выступили слезы. — Спасибо. — Она снова обняла меня. — Спасибо, что ты сделала это для меня. Не знаю, чем я смогу отблагодарить тебя.
Глава 22
Розовая, голубая или белая?
Я поднимала то одну распашонку, то вторую, то третью, решая, какую же купить. Главное — распашонки не будут желтыми. Никто не должен носить желтый. Правда, мне иногда приходится ходить в желтом на работе. Так розовую, голубую или белую купить? Белый цвет, конечно, самый приемлемый, но он какой-то неопределенный. Если я куплю голубую или розовую распашонку, это будет означать, что я полностью уверена. Хотя мы беременны только десять недель, и, покупая вещи для малыша, я могу сглазить свое счастье, я не могла удержаться. В каждый обеденный перерыв, а иногда и по дороге домой с работы я заходила в магазины детской одежды. Мое сердце пело от радости, а в животе приятно щекотало, когда я притрагивалась к распашонкам. И мне нравилось внимание. То, как другие женщины предполагали, что я такая же, как они. Что скоро у меня увеличится животик, начнут отекать лодыжки, а обручальное кольцо придется носить на цепочке, потому что на палец оно уже не налезет. Никто не спрашивал у меня, когда родится ребенок. Я замечала, как они украдкой поглядывают на мой живот, потом на лицо, а затем отворачиваются, решив, что я беременна. Я принадлежала к их обществу.
Я решила купить все три распашонки. Я всегда могла расшить голубую распашонку розовым или сделать на розовой аппликацию в виде футбольного мяча.
— Я думаю, если родится мальчик, назовем его Мальволио, а если девочка, то Кармелита, — сказал как-то Мэл.
Мы лежали на кровати, он забросил на меня ногу, и она казалась удивительно легкой. Прикроватные лампы заливали нас светом, вокруг кровати лежали груды книг о детях. Мы друг друга стоили. Я покупала распашонки, Мэл покупал книги о детях. Правда, он ничего не знал об одежде. Я прятала ее в комнате, которая когда-то станет детской. Мы обсуждали, в какой цвет перекрасить комнату.
На груди у Мэла лежал календарик беременности. Он нежно поглаживал мой животик, говоря о детях.