— Что случилось? — Мой голос дрожал.
Мэл протянул руку, заключил меня в объятия, прижал к себе — так крепко, что я почувствовала, как пуговицы его пиджака царапают мне кожу сквозь ночнушку. Через пару секунд я поняла, что Мэл расстегивает ремень и змейку на джинсах.
Он повалил меня на пол.
Мы не делали такого уже целую вечность. Да и зачем, если у нас есть три прекрасные спальни наверху? И удобное кресло в соседней комнате. У нас даже есть толстый пушистый ковер в коридоре, на котором было бы удобнее. Когда мы только купили этот дом, нам нравилось заниматься сексом повсюду. Теперь же это казалось глупым. В особенности, учитывая, что я лежала на холодном линолеуме, и никто не потрудился возбудить меня настолько, чтобы мне было все равно, где мы. Он одарил меня нежным поцелуем… и нам стало уже не до того, чтобы куда-то перебираться…
Я закрыла глаза, изогнулась, стараясь расслабиться. Насладиться тем, чем это было. Моментом страсти. Такое случается у людей, которые только начали встречаться, а супружеские пары жалуются на то, что уже не способны на подобное. И когда появится ребенок, у нас уже не будет шансов заниматься таким.
Но в этот раз Мэл был иным. Я чувствовала это. Мысленно он был где-то в другом месте. Не со мной.
Я открыла глаза и поняла, что Мэл смотрит сквозь меня. Он не видел меня. Он был не со мной. Он был… Я знала, где он был. С кем он был.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя, верно? — повторил он.
Мы лежали на линолеуме, глядя в потолок и ожидая, когда же наше дыхание успокоится.
Я ничего не сказала. Я чувствовала, как невидимый нож проворачивается в моем сердце.
Мэл повернулся на бок. Его рубашка помялась, джинсы все еще были расстегнуты.
— Верно? — повторил он, убирая прядку волос с моего лба.
Я могла бы сказать ему, что я обо всем знаю.
Что я видела выражение его лица.
Что я чувствовала на нем ее запах.
Что я знала, что он вновь влюбился в нее.
Но я ничего не сказала.
Я повернулась и заглянула ему в глаза.
— Конечно. Конечно, знаю.
Глава 25
Я устала, но не могла закрыть глаза и уснуть.
Я прокручивала в голове, что мы сказали, что узнал Мэл, что узнала я. И как мы, столь близкие друг другу люди, могли упустить то, что было очевидно для всех остальных?
Мэл ушел — ошеломленный, раздавленный. А я забралась в постель, не раздеваясь. Я так устала, что не могла переодеться. Теперь же я пыталась уснуть.
«ПИИП-ПИИП. ПИИП-ПИИП», — пропищал мобильный на прикроватном столике.
Не включая свет, я потянулась за телефоном и открыла сообщение, уже зная, от кого оно.
«Доброй ночи, радость моя».
Теперь все закончилось.
Мы больше никогда не заговорим об этом. Я рожу ребенка, уеду в кругосветное путешествие, а Мэл и Стефани будут растить малыша. И мы с Мэлом больше никогда не заговорим об этом. Мы похороним эти слова.
Я захлопнула телефон, сунула его под подушку и сжала в кулаке, будто драгоценное сокровище, которое нашла, но должна была вернуть законному владельцу. Утром я удалю это сообщение. Утром, когда будет светло, я верну сокровище законному владельцу. Но сейчас я буду хвататься за мысль о том, что Мэл впервые в жизни назвал меня «радость моя».
Глава 26
Намного сложнее искать доказательства измены, если эта измена не телесная.
Тут нет ни предательских следов от губной помады на воротнике, ни запаха ее духов, ни необъяснимого отсутствия, ни внезапного желания казаться привлекательнее. Если ты изменяешь сердцем и рассудком, это намного легче скрыть. И намного сложнее увидеть.
Я начала следить за Мэлом, выбирать моменты, когда он погружается в раздумья. Тогда я спрашивала его о Нове и ребенке и смотрела, не покраснеет ли он. Не промелькнет ли на его лице выражение вины.
Иногда такое случалось, и я понимала, о чем он думал. Бывало и такое, что Мэл не выглядел виноватым. Значит, он не был в тот момент в мыслях с Новой.
Занимаясь любовью, я не закрывала глаза, выжидая момент, когда взгляд Мэла стекленел. Когда Мэл думал о другой женщине. Он возвращался ко мне, он кончал, думая обо мне, но я замечала, когда Мэл отвлекался, думая о Нове.
От нее я узнала, что что-то случилось. Это было написано на ее лице, когда она открыла мне дверь. Это произошло через два дня после того случая в кухне. Нова улыбнулась мне, сказала, что рада меня видеть, — все было как всегда. Но теперь я научилась видеть души людей, видеть, не используя зрение. И я почувствовала, что ее аура изменилась. От Новы не пахло Мэлом, но она была пропитана чувством вины.
— С тобой все в порядке? — спросила я, когда Нову уже в третий раз за час вырвало.
— Да. — Нова заправила волосы за уши и опустилась на диван напротив меня.
Судя по виду, с ней явно не все было в порядке. Она осунулась, побледнела.
— Помнишь, я говорила, что это не утренняя тошнота, а когда-бы-ей-ни-заблагорассудится-тошнота?
Я кивнула.
— Ну вот. Меня все время выворачивает. И чем больше я устаю, тем больше меня тошнит. Не очень-то хорошо, если менеджер в ресторане каждые пять минут бегает в туалет из-за позывов к рвоте. Это не вселяет оптимизма в клиентов. Я думала, что к этому сроку беременности токсикоз уже должен пройти, ан нет. Даже хуже стало.
— Я отдала бы все, что угодно, чтобы почувствовать это, — сказала я.
Я знала, что это жестоко. Но мне нужно было узнать. Нужно было увидеть, как она отреагирует на эту манипуляцию. Раньше я никогда не говорила об этом. Не пользовалась этим приемом. Теперь же он казался мне чем-то вроде детектора лжи.
Я увидела, как ее вновь затошнило. Увидела, как посветлела ее аура. Посветлела от вины. Чистой, концентрированной вины. Я все знала о чувстве вины. И я его в каждом узнáю.
Нова зажала рот рукой и бросилась к туалету.
Я встала, вышла в кухню, забросила в тостер два кусочка хлеба, включила чайник, взяла из шкафа чашку, чтобы заварить Нове чай с имбирем и лимоном.
Я стояла в кухне, ждала, пока приготовятся тосты и закипит чайник, и думала о том, сколько раз Нова уже целовала моего мужа. Сколько раз она обнималась с ним. Когда она собирается заняться с ним любовью. Как она говорила ему, что любит его. Сколько раз слышала, как он отвечает ей тем же.
Бросив пакетик чая в кипяток и положив тосты на тарелку, я подумала о том, как заставлю ее поплатиться за это.
Я ненавидела себя за это, но это было необходимо. Нужно было проверять его вещи.
Его карманы. Его машину. Его стол. Я стала приходить к Нове без предупреждения, когда знала, что он будет там. Когда знала, что его там быть не должно.
И ничего. За три недели — ничего.
Когда я приходила к ней после того, как Мэл говорил мне, что пойдет туда, они не выглядели напуганными. Не выглядели так, будто только что поспешно натянули одежду. Не выглядели так, словно собирались ее снимать. Нова всегда клала мою руку себе на живот, как и его.
Если я приходила туда, когда Мэл говорил, что задержится на работе, его там не было. Он действительно работал допоздна.
Но я знала, что что-то происходит. Мэл все еще думал о ней, о ее объятиях, когда занимался любовью со мной. На Нове все еще лежала печать вины, когда она оставалась со мной наедине.
У них был роман. Или — эта мысль крепла во мне день ото дня — они собирались оставить ребенка себе.
Они не хотели торопиться. Они ждали, когда родится ребенок, чтобы потом сбежать вместе. Или переехать в мой дом. Он, она, мой ребенок. В мой дом.
На двадцать шестой день после той ночи в кухне Мэл забыл дома мобильный. После той ночи, когда я поняла, что они что-то замышляют.
Мэл позвонил мне с работы и попросил поискать мобильный дома. Мол, если его там нет, то придется заблокировать карточку и купить новый. Его телефон лежал на прикроватном столике, такой черный, блестящий. Там содержались все его секреты. Я села на кровать, сжимая телефон в руке, и позвонила Мэлу, чтобы сказать, что все в порядке.
— Слава Богу! — выдохнул он.
— Нет, слава скорее мне, — усмехнулась я. — Это же я его нашла.