За двенадцать часовых поясов отсюда в точно такой же кабине вот уже сорок дней живет мой оппонент, двадцатидвухлетний Николас Хилл. Приятный парень, мне доводилось с ним общаться и раньше — мы познакомились год назад, — и перед нашим матчем. Неглупый (это, кстати, для найтмарера не так уж важно), флегматичный (а вот это почти незыблемое правило — холерики и меланхолики до вершин профессионального найтмаринга добираются крайне редко), с открытым лицом и прямым взглядом. Но как бы ни был он мне симпатичен до матча, после я его возненавижу. Это не зависит ни от меня, ни от него, ни от исхода матча. Найтмареры не дружат между собой. Не имеют физической возможности. Найтмаринг — самый индивидуальный вид спорта из всех, придуманных человеком. И один из самых жестоких.
Этот чемпионат должен быть моим. Так считали все специалисты, в этом был уверен я сам. Излишняя самоуверенность может навредить, но недостаточная вера в себя навредит без всяких «может». В первом туре и четвертьфинале у меня не было особых проблем: возможно, соперники тоже считали, что этот чемпионат — мой, и заранее смирялись с поражением, не оказывая сколько-нибудь заметного сопротивления. Один не смог заснуть на пятнадцатый день, второй нажал на белую кнопку днем раньше.
Хилл шел со мной ноздря в ноздрю. Если верить статистике (а почему бы ей не верить?), он даже спал в среднем больше, чем я, — это раздражало. И его атаки были весьма опасны — если не брать во внимание сегодняшнюю ночь. Горинштейн прав: маловероятно, чтобы это был резкий упадок сил. Но что тогда?
Следующие несколько часов я провел в полудреме, развалившись в кресле возле окна. Отдых организму необходим, а сон во время матча — понятие, противоположное отдыху.
Максимилиан Фогер тоже когда-то пытался завоевать себе место под солнцем на ниве найтмаринга. Но места под солнцем примечательны тем, что на всех их обычно не хватает. Потерпев пару-тройку чувствительных поражений, Фогер вовремя решил завязать. Он начал зарабатывать деньги на других найтмарерах, что получалось у него, надо сказать, значительно лучше.
Сейчас он являлся одним из крупнейших спортивных функционеров планеты и самой влиятельной фигурой в мире найтмаринга. Не будет преувеличением сказать, что ни одно событие, прямо или косвенно касающееся этого вида спорта, не проходило без его ведома. Фогер занимал видные посты во многих организациях, но даже все эти посты вместе взятые не давали полного представления о той власти, которую имел этот бывший найтмарер.
Максимилиан Фогер был недоволен. В гостиной своего дома, точнее, одного из своих домов, он резким тоном говорил с невысоким пожилым улыбчивым человеком.
— Филипп, ты ведь знаешь, люди прислушиваются к твоим словам!
— И правильно делают — вот всё, что я могу сказать, — Филипп Горинштейн, чью должность, не прибегая к официозу, правильней всего было охарактеризовать как «правая рука Фогера», небрежно пожал плечами.
— Прекрати, Филипп! — Фогер раздраженно махнул рукой. — Среди букмекеров полная неразбериха.
— Я уверен, что ты сможешь извлечь из нее выгоду, Макс, — Горинштейн улыбнулся.
— Конечно, смогу, — пробурчал хозяин дома. — Но ты не должен делать такие заявления, не посоветовавшись со мной!
— Какие заявления? Я просто сказал то, что думаю.
— «То, что думаю!» — передразнил своего помощника Фогер. — А мне теперь приходится ломать голову над тем, что нам делать с последствиями того, что ты «просто сказал»!
— Всё правильно. Именно поэтому ты — босс! — Филипп улыбнулся еще шире.
Фогер еще какое-то время силился сохранить в себе остатки раздражения, но потом не выдержал и улыбнулся в ответ. Действительно, он сможет извлечь максимальную прибыль и из этой ситуации. Надо только как следует в ней разобраться.
— Ладно, Пи-Джи, давай начистоту. Что за дерьмо вытворяет Хилл?
— Честное слово, Макс, я не могу точно сказать. Хитрый финт, усыпление бдительности или передышка, а может, какая-то странная подготовка следующей атаки.
— Можно без всех этих тонкостей, Пи-Джи? — Фогер поморщился. — Скажи мне просто: кто фаворит и сколько еще продлится это шоу?