— Я и не спрашиваю,— ответил Петр, поправляя на ее голове платок, пряча под него белые пряди.
— Идите, ребята,— сказала Елена.— Мне хочется побыть одной.
В вагончике Кати Проталиной мы наскоро перехватили кое-чего и разошлись. Петр направился к тому месту, где устанавливалась пилорама и где шоферы и бульдозеристы, разложив под машинами костры, разогревали моторы.
Я собрал свою бригаду и повел ее на холмы валить лес. Вскоре туда приполз бульдозер. Прибежал быстрый на ногу, нетерпеливый подрывник; он, должно быть, привык, подпаливая взрывчатку, отбегать в укрытие, и движения его были только по прямой, скользящие, как стрелы; он будет рвать корни.
Это была кромка тайги, срезанная обрывистым берегом реки, с величественным строем сосен, с упавшими от старости деревьями, с валежником, с путаницей засыпанных снегом мелких кустов, похожих на шалаши, скупо и жиденько позолоченных солнцем. Мы не раз в пути вторгались в такие дебри и знали, как с ними расправляться...
Я подозвал Леню Аксенова. От холода он подрагивал и сутулился, переминаясь с ноги на ногу.
— Для такой работы пальто твое едва ли пригодно,— сказал я.— В полах запутаешься, упадешь.
— Я их заткну за ремень.— Он подобрал полы и концы их засунул за пояс.— Вот так. По-солдатски.
— Если по-солдатски, то сойдет,— согласился я.— Идем покажу, как обращаться с пилой.
— Уже видел. Не раз.
— Тогда держи ее.— Я передал ему пилу.— Держи крепче, а то вырвется из рук. Начнем вот с этой березы. Трудненько будет нагибаться-то. Пилить начнем с этой стороны, а с обратной сделаешь надрез. Треугольничком. Понял?
— Вполне, сэр. Я парень способный. С воображением. Во мне мятежная душа, в ней поселилось нечто рискованное. Никто не знает, что я могу совершить в следующую минуту, и сам я не знаю. Как видите, мне авторитетного руководителя не хватает...— Он опустился на колено и снизу вверх взглянул на меня, сощурясь, с нескрываемой издевкой, потом поднес пилу к белому стволу, и руки его напряглись, плечи будто окаменели. Береза попалась высокая, но не толстая и была срезана одним прикосновением.
— Что скажет бригадир? — Леня поднялся с колена.
— Для первого раза сойдет, попробуем другую, потолще.
Срезав и эту, он попросил:
— Если позволите, подберусь вон к той красавице.
— Только осторожно, с умом...
— Спасибо за совет.
Мы пролезли по снегу к сосне. Взглянули на комель, а затем невольно — взгляд скользнул по стволу, все выше, выше, запрокинулась голова — к зеленой вершине, врезавшейся в самое небо. Ствол был покрыт бронзовой, сверкавшей на солнце чешуей. Аксенов уже смелее и как-то сноровистее вошел полотном пилы в древесину, от сырых опилок тек смоляной аромат.
— Иди чуть-чуть левее,— подсказал я.
— Ничего! — крикнул в ответ Леня.— Свалится и так.
Пила дошла почти до среза и застопорилась, сосна, наклоняясь, прислонилась к соседней. Пилу зажало, как тисками,— ни вытащить, ни прогнать. Аксенов не понимал, как все это произошло...
— Да, действительно, в твоей душе поселилось нечто рискованное,— сказал я Лене.— До глупости рискованное. Придется выколачивать.
Подошли Илья Дурасов и Серега Климов. Покружились вокруг дерева, потоптали снег, взглянули вверх, где сосны сплелись ветвями, как сестры, которые боялись разорвать объятия и расстаться.
— Надо подрезать вон ту сосну,— сказал Илья.— Она упадет на эту и толкнет ее на землю. Усвоили мою мысль?
Серёга Климов определил с желчной насмешкой:
— Это называется: заплутались в трех соснах. Срамота!
— Пили,— сказал я Илье.
Застрявшую сосну удалось столкнуть. Но, падая, она так вывернула ствол, что искорежила пилу. Аксенов взял пилу в руки - полотно изогнуто, режущая цепь разорвана,— подержал немного, как бы изучая, и осторожно положил на свежий пень.
— Ничего себе начало науки,— произнес он, впервые испытывая что-то вроде неловкости или стыда.— На этом, я думаю, господа, и закончится моя карьера лесоруба.
Жаль, аппарат испортил, это большой урон при нашей бедности...
— Карьера твоя не закончилась, Аксенов,— сказал я с раздражением.— Она только начинается... Илья, отдай ему свою «Дружбу».
— Вот еще новости! А я с чем останусь? Ему подавай пилы, а он будет их ломать? Ишь, хлюст выискался.
— Поработаешь пока на обрубке сучьев, на погрузке, а вечером решим. Отдай.
Дурасов сердито сунул в руки Аксенова пилу, повернулся и полез по снегу туда, откуда слышались шум бульдозера и размашистые всплески падающих деревьев. Аксенов вопросительно взглянул мне в лицо.
— Будешь обрабатывать вот этот участок,— сказал я.— Пилы для нас дороже золота, учти.