Сандро Веронези
Спокойный хаос
Моим детям
Я не могу продолжать. Буду продолжать.
Часть первая
— Там! — говорю я.[1]
Только что мы катались на волнах, я и Карло. Серфинг, как двадцать лет назад. Доски мы одолжили у двух пацанов и тотчас ринулись в высокие, широкие волны — абсолютно нетипичное явление для Тирренского моря, воды которого омывали всю нашу жизнь. Бесстрашный, агрессивный и какой-то старомодный Карло, в татуировках, с развевающимися на ветру волосами и сверкающей на солнце серьгой, свистит и улюлюкает, а я катаюсь прилежно, стильно: держу марку и прекрасно вписываюсь в окружающую обстановку, как всегда. Он разнуздан, я сдержан — но это не мы, это наши эпохи скользят под солнцем на досках и ведут дуэль, как в добрые старые времена нашей юности, когда во время ссор — бунт против государственных устоев — мы запускали друг в друга стулья. Это вам не шуточки. Я бы не сказал, что наше катание захватывающее зрелище: уже и то хорошо, что мы смогли удержаться на досках и не упали в море. Скорее всего, мы показываем, что тоже когда-то были молодыми и какое-то время верили, что некие силы на самом деле могут одержать верх. В то время мы научились делать много такого, что в дальнейшем оказалось абсолютно бесполезным, исполнять лас-конгас[2], вертеть между пальцами монету, как Дэвид Хеммингс в «Blow-up»[3], замедлять биение сердца, симулируя приступ брадикардии, чтобы оказаться не годным к военной службе, танцевать ска, скручивать одной рукой папироски с травкой, стрелять из лука, погружаться в трансцендентальную медитацию, заниматься виндсерфингом. Тем двум пацанам этого не понять. Лара и Клаудия ушли домой, Нина-2004 сегодня рано утром уехала (каждый год Карло меняет девушку, и поэтому мы, я и Лара, решили различать их по годам), никто не смотрел, как мы катаемся. Все осталось между нами. Это одна из тех забав, что приобретает смысл, если с тобой рядом твой брат, потому что он становится единственным свидетелем твоей неприкосновенности, которую в один прекрасный день никто другой не желает за тобой признавать.
— Там! — вдруг вырвалось у меня.
Мокрые, одуревшие от усталости, мы растянулись прямо на песке обсохнуть на солнышке. Ветер обдувает нас. Мы лежим расслабленно, с закрытыми глазами, молчим. Вдруг у меня возникает ощущение, что мы тут лежим, а где-то поблизости происходит что-то непонятное, тревожное. Я сажусь, за мной следом приподнимается Карло.
— Там! — вдруг говорю я, указывая на группу взволнованно мечущихся по кромке пляжа людей в сотне метров от нас.
Одним прыжком мы вскакиваем на ноги (после долгого катания на волнах мускулы хорошо разогреты) и бежим к этой кучке людей. И мобильные телефоны, и солнцезащитные очки, и деньги — все осталось лежать на песке. Неожиданно все вокруг куда-то исчезает, я вижу только эту толпу и слышу крики людей. Некоторые вещи делаешь, не задумываясь.
Все, что последовало за этим мгновением, слилось в молниеносно мелькающие кадры — старик, лежащий без сознания у самой воды, какой-то блондин, пытающийся привести его в чувства, отчаянные крики двух детей: «Мама! Мама!», растерянные лица людей, пальцем указывающих в море на две крошечные головки, затерявшиеся среди волн, и никто, никто не спешит им на помощь. В этот момент я не чувствую ничего, кроме единения с моим братом, я и он, мы единое целое, и я не задаю себе вопрос, что случилось. На фоне всеобщей беспомощности, выделяется взгляд Карло, заряженный мощной энергией, взгляд его голубых глаз ясно говорит, что по какой-то, не подлежащей обсуждению причине, именно мы должны спасти этих двух бедолаг. И в самом деле, мне кажется, что мы это уже сделали. Да, как будто все уже позади, и мы, два брата, только мы среди этого сборища незнакомых нам людей стали героями, потому что мы, водяные существа, наделенные чудодейственной силой тритоны, ради спасения человеческих жизней способны укрощать волны так же естественно, как мы укрощали их ради удовольствия скользить на досках по их вздыбленным гребням, и здесь, на берегу, в этой толпе, кроме нас, никто на это не способен.
Мы бежим в море — и еще на мелководье о нас начинают разбиваться первые волны. Вот мы столкнулись с каким-то странным мужчиной, рыжим, тощим и длинным, как жердь.
Он неуклюже бросает в море короткий канат, а утопающие находятся от него, по крайней мере, метрах в тридцати. Мы пробегаем мимо, он смотрит на нас. Никогда не забуду его глаза, глаза человека, хладнокровно наблюдающего, как умирают люди. Подлым голосом, достойным его взгляда, он пытается нас отговорить:
1
В процессе вычитки исправлены опечатки и явные ошибки, в т.ч. в расстановке запятых. Огрехи перевода сохранены. —