— Конечно. Как Клаудия? Очень страдает?
— Нет. Она спокойна. Не знаю, как это ей удается, но она спокойна.
— Проверьте у нее волосы.
— Что?
— Проверьте у нее на голове волосы. Посмотрите, не появились ли седые волосы.
— Это в десять-то с половиной лет?
— Да.
— Как же это так?
— Положитесь на меня. Проверьте ее волосы, и если вы найдете хоть один седой волосок, скажите об этом мне.
— Седые волосы. Хорошо. Так и сделаю.
— Что ж, увидимся в воскресенье.
— До воскресенья. Да.
— …
— …
— Шанталь?
— Да?
— Можно задать вам один вопрос?
— Да.
— Знаете, это несколько нескромный вопрос.
— Потерплю. Спрашивайте же.
— Почему вы это делаете?
— Что?
— Почему вы посвящаете свою жизнь моему отцу?
— Что за вопрос?..
— Я же вас предупреждал, что это нескромный вопрос. Если не хотите, можете не отвечать, ничего страшного.
— Потому что я его люблю, Пьетро. Что же еще?
— …
— Вы что, мне не верите?
— Нет, почему же, верю, не очень легко любить его в этот период его жизни.
— Как раз наоборот. Ваш отец чудесный человек, даже несмотря на его болезнь. Любить его — это привилегия.
— Я говорил о его характере. Но, конечно, еще нужно лечить его, ухаживать за ним.
— А мне нравится быть с ним рядом, и поскольку я живу с ним, мне не трудно за ним ухаживать. Тридцать два года я проработала медсестрой, все это для меня в порядке вещей. В любом случае, ваш отец чувствует себя намного лучше, чем вы думаете.
— Что ж, спасибо вам.
— Да нет, Пьетро. Знаете, никто бы не смог жить хорошо и спокойно, если бы добро уже не было заложено внутри нас. Эту истину я поняла с годами.
— Ну да, разумеется. Что ж, увидимся в следующее воскресенье.
— До свидания, Пьетро.
— До свидания.
* * *— Слушаю?
— Привет! Как дела?
— Привет, Марта. Хорошо, а вы?
— Джакомо немного приболел, у него поднялась температура, но ничего страшного, невысокая.
— Да. Многие простужаются в такой период. А как твой животик?
— А-а-а. Растет.
— Ты уже знаешь, кто это: мальчик или девочка?
— Еще один мальчуган.
— О! Поздравляю.
— Спасибо. Но я бы предпочла девочку.
— Да? Почему?
— Догадайся.
— Потому что у тебя уже есть двое мальчишек. Но это ведь к делу не относится?
— Скажем так: если и он будет такой, как те двое, они меня отправят в психушку.
— Да ладно, не жалуйся. Хорошие у тебя пацаны.
— Да уж. Два ангелочка.
— Ты даже не представляешь, как это хорошо, что будет еще один мальчик, знаешь? Ты уже решила, как его назвать?
— Не знаю. Я подумала, Альдо.
— Как? Да ты… шутишь?
— Почему? Может, это и не такое красивое имя, но так звали моего папу, и мне кажется, что…
— Марта, ты не можешь назвать его Альдо.
— Почему?
— Да разве можно назвать троих сыновей Альдо, Джованни и Джакомо[85]. Что вы потом будете делать? Концерты устраивать?
— У-у-у. Ты прав. А я и не подумала. Альдо, Джованни и Джакомо, вот именно. Хотя, было бы правильнее сказать Джованни, Джакомо и Альдо…
— Послушай моего совета, этого делать нельзя.
— …
— …
— Да. Этого делать не следует.
— Вот и молодец.
— …
— …
— Знаешь, а я уже стала привыкать к этому имени, черт. Ты всегда все испортишь.
— Конечно, теперь я виноват.
— Почему, почему же все должно быть так сложно? Даже собственного сына нельзя назвать именем своего отца, почему? Почему же всегда так получается?
— Неправда, Марта. Не всегда так. Только на этот раз.
— В моей жизни всегда было так. То, что другим можно делать с утра до вечера, мне никогда нельзя по какой-нибудь фиговой причине.
— Пожалуйста, не делай из себя жертву.
— Я только хотела назвать его Альдо. Мне это было нужно.
— Может быть, потому, что это попросту не его имя.
— Так звали моего отца. Я любила это имя. Имею я право так назвать своего сына или нет?
— В таком случае ты могла назвать Альдо одного из двух твоих мальчишек. Почему ты это не сделала?
— Какое это имеет значение? Когда они родились, папа еще был жив.
— Вот именно. Ты что, боялась сделать ему приятное?
— …
— Алло?
— Ты просто мерзавец, знаешь?
— Да ладно. Извини. Я не имел в виду ничего плохого.
— И чем больше ты извиняешься, тем хуже, ты просто мерзавец, и все.
— Я серьезно попросил у тебя прощения.
— Тот, кто через секунду понимает, что сделал мерзость, еще больший мерзавец.