Терпеливо наставлял Прохор, чего остерегаться в господском доме и как себя вести, чтобы избежать беды.
Гошку Прохоровы речи, в конце концов, развеселили. Разве не он, Гошка, только что плел лапти барыне, а она слушала, разинувши рот, как простая баба? Что говорить, Гошка опасался, а все-таки жаждал предстоящей перемены и втайне гордился тем, что сумел обратить на себя внимание Аннушки и барыни.
- Ты, дядя Прохор, все остерегаешь да оберегаешь. Поди, люди - не звери.
Отставной солдат осекся на полуслове и поглядел с сожалением на Гошку:
- Ты, похоже, из тех, кто только своей спине верит. Ну, исполать тебе, солдатик. За тем дело не станет.
И словно в воду глядел.
В ближайшую субботу, по навету Стабаринова камердинера Мишки, которому он, оплошась, не угодил, вытерпел Гошка первую "трубочку".
Больно, сноровисто стегал Григорий. Словно испытывал новичка.
Гошка пролежал всю "трубочку" молча, сцепив зубы.
- В чем дело, Гришка? - нахмурился Стабарин. - Похоже, гладишь его, не сечешь. Может, самого к Мартыну направить? Он научит.
Споро заработал Григорий розгами. Гошка зажмурился от боли. Но стерпел. Бога молил, не накинул бы Стабарин еще. Слез с лавки. Натянул штаны. Исподлобья стрельнул глазами по сторонам, ожидая встретить насмешки. И ошибся. Если скалили зубы - благодушно.
- Крепок малец...
- Видать, коли Гришку едва не сосватал под Мартынову плеть.
Мишка да его дружки позлорадствовали. Зато апостол Петр, дворецкий, поглядел на Гошку, как ему показалось, с любопытством и одобрением.
Аннушка воскликнула с сердцем:
- Господи! И когда только это кончится?!
На что случившийся тут Прохор отозвался твердо, со злостью:
- Вскорости, барышня. Коли государь не переменит, быть новому Пугачу...
Глава 9
НА КОБЕЛЬКА ВЫМЕНЯЛ...
Тридцатого мая праздновали шестидесятилетие Стабарина. Две недели готовились к этому событию. Дворня сбилась с ног. Зареванные, с опухшими лицами девки и бабы ошалело метались по дому и хозяйственным службам. Оплеухи и затрещины сыпались на них с невиданным изобилием. За два дня до съезда гостей началось истребление птицы и иной живности. По двору носились пух и перья, верещали под острыми беспощадными ножами поросята. Нахальный Стабаринов камердинер Мишка накануне торжества подрался с кем-то, исчез на ночь, а наутро явился побитый столь красочно и живописно, что о его службе при Стабарине на предстоящем торжестве, куда должен был собраться цвет уездного и губернского дворянства, не могло быть и речи. Взбешенный Стабарин сгоряча отослал провинившегося к Мартыну. Главный Никольский палач, у которого с барским камердинером были свои счеты, как говорится, отвел душу. С конюшни Мишка, почитай, ползком добрался до людской и пал там на лавку с выпученными от дикой боли наглыми глазами.
Для Гошки происшествие обернулось новой службой. Дворецким Петром, благоволившим ему, был поставлен до Мишкиного выздоровления в мальчики к Стабарину.
По незнанию, он то и дело попадал впросак и к вечеру бегал с багровыми ушами. Не до "трубочек" было в спешке, потому и Стабарин, и всяк другой, властный над Гошкой, управлялся перстами или ладонью.
С утра над домом весело трепетал флаг. В церкви был отслужен торжественный молебен, на котором присутствовали первые гости. И пошло! Застучали по аллее коляски и экипажи. Разряженных дам и парадно одетых господ встречали молодые баре, а особо почетных - ему об этом через Гошку докладывал помощник дворецкого - сам Стабарин. И дом, и куртина перед ним, а затем и парк наполнились говором, смехом.
Стол для обеда накрыли на шестьдесят персон, по числу исполнившихся имениннику лет.
Скоро выяснилось, что гостей прибывает значительно больше, и начались торопливые усилия разместить всех с почетом и, возможно, без обиды.
Александру Львовичу Триворову льстило множество гостей, прибывших поздравить его с днем рождения. Однако истинной причиной небывалого наплыва дворян было не только и даже не столько желание засвидетельствовать свое уважение владельцу Никольского, сколько стремление собраться вместе в наступившие тревожные времена, жажда услышать новости, обсудить надвигающиеся невиданные доселе перемены, которые до животного страха и ужаса пугали большинство помещиков и помещиц.
И вот обед начался.
Чего только не было в этот день!
Стреляли из пушки, которая молчала, должно быть, более полустолетия, катались на лодках, вечером перед домом в прилегающей к нему части парка был зажжен фейерверк. Молодежь танцевала до упаду под собранный - вправду сказать, с большим трудом - свой, из крепостных, оркестр. Во время обеда, после первых тостов за здоровье хозяина, стали вспыхивать новые либо продолжаться начатые разговоры о том, что волновало собравшихся: верно ли, будто готовится для крепостных воля, что из этого воспоследует, и вопрос, беспокоивший более других, - как будет с землей.
- Помилуйте, дамы и господа, - громко витийствовал сосед Триворовых Василий Николаевич Пафнутьев. - Неужели государь допустит, чтобы у кого-то поднялась рука на то священное и неприкосновенное, что нашим дедам и прадедам даровано его дедами и прадедами? Даровано за заслуги перед престолом и отечеством...
- Заслуги твоих пращуров перед престолом и отечеством известны... тихо, но отчетливо произнес один из гостей, сидевший к Гошке спиной, плотный, с бычьей шеей. - Перед матушкой-императрицей Елизаветой Петровной прыгал в шутовском колпаке с бубенцами. За то и пожалован был землей и тысячью крепостных душ.
Расфуфыренная старая барыня обратилась к присутствующим, ища сочувствия и поддержки:
- Мои хамы знаете что заявили? Землю, мол, пашем испокон веков, а потому - наша она. Каково, а?
Поднялся невообразимый шум. Ах, на любимую мозоль наступила барыня!
- Волками! Волками глядят мужички!
- У нас половина соседей - кто куда по городам из поместий: одни в уездный, другие в губернский, третьи в Москву или в Петербург.
- Разбегаются тараканами врассыпную... - желчно заметил бычий загривок. - Это, господа, трусость, - возвысил голос, и все головы повернулись к нему. - Не в бегстве наше спасение...
- В чем, позвольте спросить?
- В силе. И сила наша - земля.
- А если земли лишимся? Что тогда?
- Пустое, господа. Какую-то часть, возможно, придется уступить. Но ведь не все. И не задаром. Ко мне же на поклон придет мужик: дай в аренду, батюшка. Ну, я и дам...
По столу пробежал сдержанный смешок.
- Я ему дам... - продолжал, наливаясь злобой, оратор, - так, что он мне вдвое, втрое против нынешнего будет должен. А не хочешь, подыхай с голоду!
- Господа, господа! - почтивший Стабарина своим посещением уездный предводитель дворянства отставной штабс-капитан Вертунов легонько постучал вилкой о бокал. - Позвольте внести некоторую ясность...
Гости притихли. Невелика шишка, а все ближе к начальству.
- Как известно, государь император, еще будучи наследником престола, принимал участие в рассмотрении вопроса о том, скажем, несколько ненормальном положении, в котором пребывает значительная часть населения Российской империи, и хотел...
- Врет! - убежденно сказал соседу гость с бычьим загривком. Государь, будучи наследником, всеми силами противился переменам. И сейчас о нас с вами печется. Поди, слыхали, что его величество изволили сказать на приеме, данном уездным предводителям дворянства Московской губернии? "Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой отменится снизу". Достаточно ли ясно выразился?
- Куда уж яснее...
А здешний уездный предводитель добавил:
- Не угодно ли, господа, вместо перемен, полагаемых с согласия и одобрения государя, нового Пугача, Степку Разина или иного разбойника и душегуба?
- Боже, спаси и сохрани! - вырвалось единодушно.