Поблескивая карими глазами, Геронтий наскакивал на отца Сергия, как боевой петух. А уж заносчивости у нового казначея было хоть отбавляй.
— Прежде от Соловецкого монастыря вся русская земля всяким благочестием просвещалась. Стоял Соловецкий монастырь, яко столп и светило, и свет от него сиял. Вы же ныне у греков новой вере учитесь. А бывало, греческих-то властей к нам под начал присылали. Они и креститься-то не умели, так мы их тому учили. Потому запомни и передай на Москве, что мы не хотим нарушать древних преданий святых апостолов, святых отцов и святых чудотворцев Зосимы и Савватия и во всем будем им следовать.
Отец Сергий сощурил глазки, вытер платочком накопившуюся слезу и хитро глянул на Терентия.
— А скажи-ка мне, священнослужитель, наш великий государь — царь Алексей Михайлович благоверен ли, благочестив ли и православен ли?
Не посмел Геронтий возвести хулу на государя, хотя давно считал его не вполне православным, поелику[156] насаждает он на Руси новую веру.
— Благоверен, благочестив и православен и христианский есть царь.
— Та-ак, — потирая восковые ладошки, промурлыкал отец Сергий, — а повеления его и грамоты, которые к вам присланы, как думаете — православны ли?
Геронтий, поняв, что попал впросак, угрюмо молчал.
— Да какой он к бесу православный царь! — вдруг взорвался старец Епифаний. — Предал истинную веру! Никона осуждает и сам же догматы его по русским церквам вводит. Не царь — перевертыш!
Отец Сергий даже рот раскрыл, а Епифаний шпарил дальше.
— А что, — обратился он к старцам, — разве не правда? Ну-ка, скажите мне, где сейчас протопоп Аввакум? В Мезени протопоп. Вдругорядь сослали его за правду, кою он государю в глаза говорил. Так вот, я тоже на Москву пойду и заместо отца Аввакума стану государя-еретика в глаза корить. Пущай-ка ведает о себе, каков есть! А вы тут сидите, турусы разводите со старым дураком. Тьфу на вас, словоблудов!
Епифаний натянул потертую скуфейку, обдал притихших спорщиков брезгливым взглядом голубых, по-юношески чистых глаз и вышел, хлопнув дверью так, что посыпалась со стены штукатурка и усеяла плешь отца Сергия белой пылью.
Отец Сергий невозмутимо стряхнул пыль и как ни в чём не бывало обратился к Геронтию:
— Ин, ладно. Теперь обскажи мне, православны ли четыре восточных патриарха и наши российские преосвященные митрополиты, архиепископы, епископы и весь преосвященный собор?
Слова Епифания как-то повлияли на монастырских старцев. Стыдно им стало за свои сомнения, но они все еще осторожничали, и Геронтий проговорил:
— Прежде-то святейшие патриархи были православны, а ныне — бог их ведает. Российские же архиереи и весь священный собор православны.
Опять отец Сергий весь расплылся в улыбочке.
— Так почто же опасаетесь принять повеление, за их святительскими руками присланное?
Геронтий выглядел дурно. Прежде чем ответить, чесал в затылке, смотрел в угол, словно там было написано, что надо говорить.
«Припер его отец Сергий к стенке, — думал Корней, с усмешкой наблюдая за потугами уставщика, — а еще златоустом кличут».
— Повеления их не хулим, но новую веру их и учение не приемлем, промямлил Геронтий.
— А разве это не одно и то же? — живо спросил отец Сергий.
— Держимся мы старых преданий святых чудотворцев, и за их предания хотим все умереть вожделенно.
Корней смотрел на Геронтия и удивлялся: «Да что он, ошалел совсем? Несет ересь какую-то. Надо же!»
Отец Сергий положил перед собой на стол толстую книгу.
— Вот, привезли мы псалтирь со восследованием святого Зосимы-чудотворца. Приемлете ли ее как святую и честную?
Геронтий обалдело посмотрел на книгу.
— Слыхали мы, что такая книга есть, а кто написал, нам неведомо.
— Так ведь по ней Зосима правил службы всякие.
— И это нам неведомо. То делалось давно, егда нас и не было.
Отец Сергий вздохнул, пожевал губами и сказал:
— Не разберу я, вы все в самом деле дураки али только притворяетесь оными.
— Ну ты, сморчок, не замай, дух вышибу! — вскочил с места дьякон Сила и двинулся к архимандриту, но на пути встал Корней.
— Вижу я, далеко зашли, преподобные, дальше некуда. Пора и отдохнуть.
— За никонианина вступаешься, Корней!
— Я послан сюда отцом Никанором и несу перед ним ответ за ваше благочиние. Ступайте все спать, поздно уже…