— Ей больно!.. А мне, мне не жалко?!
— Давно ли помер-то?
— Кабы сам помер, а то…
Хозяйка принесла жбан с пивом, ковшики, так же молча поставила перед мужиками и снова скрылась за печью.
Бориске сунули в руки ковшик.
— Испей, паря!
— Не парень он, мужик ныне, — сказал Дементий.
— Ну-у! — Попов выпрямился. — Откуда девку-то взял?
Бориска раскрыл было рот, чтобы рассказать, но Дементий опередил его:
— Нашу взял, нашу. Ну, позвеним, что ли…
После четвертого ковшика стрелец обхватил голову широкими ладонями.
— Жизня наша пошла чем дальше, тем хуже. С ляхами дрались, теперя со свеями схватились. До сих пор пыхтим, и конца не видно… Кемский острог, что на острове Лаппе, воевали свей под осень. Да ты, Дементий, знаешь развалюху эту. Вконец обветшало строение, стены, башни завалились, дерево погнило. Едва успели кое-как подлатать дыры — свей тут как тут. Стрельцов в Кеми собрали гораздо много: и с Сумы, и наших, двинских. Оказался там и я с Николкой… С месяц набеги отбивали, а в последнюю вылазку потерял я Николку.
Он зачерпнул ковшиком из жбана, обливаясь, жадно выпил.
— Пырнул меня один пикинер[77] в ляжку, пика скрозь ногу прошла, и упал я мордой в мох. Видел, как на Николку двое насели в железных панцирях. Видел! А помочь не мог… Ее тоска грызет. А меня — нет?! Меня!
Иванко упал грудью на стол, застонал, заскрипел зубами. Переглянулись гости, поняли друг друга. Дементий встал из-за стола, поклонился хозяину.
— Не обессудь, кум. Пора нам. Дни нонче коротки.
Попов приподнял голову.
— Уходишь, кум, крестника Афоньку повидать не хочешь. Скоро и ему черед стрелецкой кафтан надевать. Ну да бог с тобой.
Ехали молча. Денисов часто вздыхал и покачивал головой, а меринок, словно чуя душевное состояние хозяина, шел не торопясь, отфыркивался и косил черно-синим глазом. Темнело, когда подъехали к избе скобяника. Денисов с удивлением причмокивал, оглядывая усадьбу.
Обширный двор и хозяйство скобяника и кузнеца Пантелея Позднякова были обнесены высоким тыном. Еще совсем недавно на месте глухого забора стояла редкая изгородь, а ныне, поди ж ты, не ограда — острог! Изба белая, добротно рубленная, в которой обитала семья Поздняковых, выходила одной стеной с тремя окнами на Курополку. Окна были слюдяными. Маленькие полумесяцы поблескивали в мелкой луженой решетке: Поздняковы славились тонкой работой по железу.
Привязав меринка к врытой близ ворот коновязи, мастер кивнул Бориске идем! Однако ворота были на запоре.
— Словно от татар хоронится! — сказал Денисов и крепко постучал железным кольцом.
Им отворил кудрявый быстроглазый парень в прожженном фартуке.
— Кто будете?
— Входи, Бориска! А тебе, сопленосый, тетка твоя мать, мастера Денисова знать надобно.
Войдя во двор, еще раз подивился Дементий: хрипели в железных ошейниках, рвались навстречу гостям огромные волкодавы. Видно, немало добра нажил Пантелей Поздняков, коли таких псов завел.
Денисов двинулся к высокому крыльцу, но дверь в избу была приперта деревянным колом, и мастер остановился в нерешительности.
Во дворе было много свежесрубленных построек: конюшня, амбары, сарай. В дальнем углу темнело длинное приземистое строение с двумя дымящими трубами. Через приоткрытую дверь виделся огонь горна, доносились вздохи мехов, перезвон кузнечных молотов. Денисов по узенькой тропинке направился к кузнице, Бориска — за ним. Снег вокруг кузницы был серым от сажи и золы, торчали наружу сохи, бороны, тележные колеса без ободов, шкворни.
Вошли в кузню. Сразу обдало теплом, в нос ударил запах углей, каленого железа. Вокруг ближней наковальни стояли четыре кузнеца и, склонив головы, разглядывали пышущий жаром раскаленный кусок металла.
— Пантелей! — окликнул Денисов небольшого росту коренастого мужика с коротко подстриженной бородой и свекольного цвета щеками.
— А, это ты, Дементий. Здорово, здорово. Чую, скоб да гвоздей опять надобе.
— Угадал. Требуется.
— Пережгли железу-ту, — вдруг сипло произнес могучего склада кузнец, смуглый и черноволосый, как цыган.
Поздняков сунулся к наковальне, схватил веник, начал смахивать окалину, принюхался.
— Егорка!
— Тут я, Пантелей Лукич, — отозвался тот самый парень, который отворял ворота. Был он чем-то неуловимо похож на Позднякова.
— Твоя работа, — зашипел хозяин, подскочил к Егорке, смазал ладонью по затылку. Голова у парня мотнулась. — У-у, черт пахорукий!
— Не ведаю как, Пантелей Лукич, — тихо проговорил Егорка, отводя в сторону лицо.