Поздняков, как воробей, прыгал около него, тряс кулаками.
— Во, Дементий, любуйся! Дал господь племянничка. Кормлю, пою, а все без пользы. В лес на охоту — хлебом не корми, а в кузне, как тот швец Данило: что ни шьет — все гнило. В солдаты отдать его, что ли… А? Ей-ей, отдам!
Егорка исподлобья вспыхивал взглядом.
— Воля ваша, Пантелей Лукич.
— Моя, моя воля! Батька твой вконец спился. Был кузнец — золотые руки, ныне — последний питух, голь перекатная. И ты по той же дорожке покатишься, коли к делу не навыкнешь… А вы что рты раззявили? — Поздняков крутнулся к кузнецам. — Работать, работать!
Побегав по кузнице еще немного для порядка, он перевел дух, накинул на плечи лисью шубу.
— Ноне в избе принимаю, — бросил на ходу Дементию и зашагал к дому, смешно переваливаясь и поводя плечами. Оставив Бориску в кузне, Денисов последовал за Поздняковым.
— Вот гад, — пробормотал Егорка, провожая недобрым взглядом дяденьку, — отца мово обчистил, по миру пустил, ныне мне житья не дает.
— Чудной какой-то, — сказал Бориска.
— Жадина, выжига, медведь его задери! Уж лучше в солдаты идти, чем на такого дядюшку спину гнуть. Говорят, снова полки нового строя набирают.
— Тоже не сладко в солдатах-то.
— А, дело бывало, и коза волка съедала.
— Так то у людей бывалых.
— Зато из самопалу стреляю справно, дай бог каждому.
— Мне не доводилось.
— Ну и зря. Стрелять надо уметь. Какой же ты мужик, ежели такому не выучился.
— Да вот… Не привелось как-то. Рыбу лавливал, однако ни птицы, ни зверя не бивал.
— Тебя Бориской кличут? А я Егорка. Поздняков тож. Слышь-ка, идем, самопалы покажу.
— Нельзя. Хозяин может позвать.
— Боишься хозяина-то?
— Нет, не боюсь, да время позднее. Домой надо.
— Дома-то дети орут?
— Орут.
— Неужто женатой?
— Сынок есть малой.
— И-эх ты! Что ж так рано-то?
— Тебя не спросил.
В мерзлые доски ворот со звоном ударило кольцо. Егорка сплюнул, нахлобучил дырявую шапчонку.
— Еще кого-то на ночь глядючи принесло.
В широко распахнутых воротах показалась серая низкорослая лошадка, запряженная в простые деревенские сани, правил чернец в домотканой коричневой шубе. Лицо монаха с пегой бородой показалось Бориске знакомым. Где он мог видеть этого инока? Вспомнил: Соловки, пристань и этот самый пегобородый монах, возглавивший шествие Неронова в обитель…
Тем временем, поручив Егорке лошадку и перекинувшись с ним словами, чернец обошел крыльцо и юркнул в подклет.
Егорка выпряг лошадь и увел в конюшню, Бориска остался один. Прислонившись к стене кузницы, он терпеливо ждал Дементия.
В горнице у Поздняковых было просторно. Вдоль стен стояли лавки с резной опушкой, половики на полу пестрели разноцветьем тряпичных лоскутков, в красном углу громоздился тяжелый длинный стол.
— Мои к вечерне пошли, — говорил Поздняков, сидя на лавке. Он сбросил валенки и, вытянув короткие ноги, шевелил кривыми желтыми пальцами. — А мне вот некогда и богу помолиться. Все в трудах, в заботах.
Дементий переминался у порога: приглашения сесть не было.
— А ты все кораблики строишь, Денисов? Добро, добро. Мастер ты отменный, о суденышках твоих нехудая слава. Авось вскорости заказ дам.
— Вижу, Пантюха, разжился ты, коли свои суда заводить хошь.
— А что! — вскинулся Поздняков, явно недовольный тем, что Денисов назвал его Пантюхой. — Тружуся, силов не жалеючи. Этими долонями[78] хозяйство поставил.
— Жить все учишь. Валяй учи. — Денисов опустился на залавок. — Только гляжу я на тебя, Пантюха, вовсе ты скурвился. Раньше, бывало, чаркой угощал, а ныне, дальше порога не пущашь.
Поздняков подобрал ноги, уперся ладонями в грядку лавки, тяжело глянул на Дементия.
— Чарки мне и сейчас не жалко, а скажу тебе: судьбу надо за шиворот хватать.
— Это как же?
— А так. С умом строить суда-то.
Сквозь густые насупленные брови Денисов глядел на давнего приятеля.
— Стало быть, по-твоему, я — дурень.
Поздняков задребезжал мелким смехом.
— Не-ет… Смекалки у тебя не хватает, — он постучал себя пальцем в лоб. — Ты чего у меня куплять хочешь? Опять скобы, опять гвозди — так ведь?
— Ну…
— То-то. Значит, дощаники лепишь. Вчерась дощаник, седни он, завтра тот же дощаник…
— Просят, заказ дают.
— А платят как?
— Обыкновенно.
Поздняков покрутил головой.
— Эх, Дементий, до седой бороды дожил, а смекалки не накопил. Вот и я, бывало, денно и нощно в кузне торчал да гвозди ковал, потому как они всегда нужны и цена на них ровная. Потом скумекал: дай-кось, глездунов наделаю.