Больше ничего не сказав, он вышел за дверь. Быстро, даже стремительно. Закрыл её, и хлопок, отлетев от стен, вонзился в меня миллиардом ядовитых осколков. Разжав пальцы, я выронила ключи на пол. Снова закусила губу, но теперь это было не то что бессмысленно… Теперь это просто не имело смысла. Опустившись на пол прямо посреди коридора, я тихонько завыла. Уткнулась лбом в колени, обхватила их руками и заревела, как… Как та, что только-только обрела свою любовь и, не успев даже почувствовать её вкус, потеряла. Вот и всё… Всё. У меня остался только балет.
Судорожно вдохнув, я посмотрела на дверь, за которой несколькими минутами ранее скрылся Ренат. У меня остался балет. Не достойна? Пусть так. Доказывать я никому ничего не собиралась. Я просто собиралась стать той, кем всегда хотела стать — балериной. Балериной с большой буквы — той, на чьи выступления смотрят с замиранием сердца, той, что стоя рукоплещет зал. Пусть даже у балерины этой разбито сердце. С разбитым сердцем ведь тоже можно жить. Наверное, можно…
25
Ренат
Остаток вечера я бесцельно прогонял по улицам Грата, несколько раз выезжал за пределы города, возвращался обратно и снова гнал вперёд, пытаясь не то убежать от собственных мыслей, то ли, напротив, нагнать их. Вдавливал педаль газа, а сам едва сдерживал рвущийся из глотки рык. Понимал, что сделал всё именно так, как должен был сделать, но что-то удавкой затягивалось на шее, мешало дышать. В особняк возвращаться не хотелось, ибо воспоминания были ещё слишком свежи, о том, чтобы поехать в охотничий домик и говорить не стоило. Всё там пропиталось Лианой: её запахом, её присутствием. Даже убежище, избушка, спрятанная в лесу, больше не была убежищем. Вовсе не потому, что Сарновский пронюхал о ней, нет. Сарновский вместе со всей своей свитой отправился туда, где ему было самое место, вот только… Лиана. Стоило мне представить тот домик, как в голове сразу звучал её шёпот. «Будь осторожен»…
Где-то посреди ночи я остановил машину неподалёку от пристани. Ветер, и без того холодный днём, вовсе разошёлся не на шутку. Остановившись возле высокого бетонного ограждения, я вгляделся в перебирающее крупными волнами море и вдохнул так глубоко, что лёгкие обожгло просоленным воздухом.
— Всё правильно, — повторил я сам себе. Слова поглотил рокот волн, небо на горизонте разрезала яркая вспышка. Шторм… Новый разряд молнии осветил чёрные волны и низкие, набухшие тучи. Зрелище было пугающим и одновременно с этим великолепным.
Подняв ворот куртки, простоял ещё несколько минут, а после вернулся к машине, но лишь затем, чтобы переставить её в более подходящее место. Буря приближалась, по земле забарабанили первые тяжёлые капли. Взяв с пассажирского сиденья пролежавшую там почти весь вечер бутылку текилы, я зашёл в подъезд. Поднявшись на этаж, громко, кулаком, постучал в дверь.
— Это я, Алекс, — гаркнул, едва в кармане завибрировал телефон. Вибрация оборвалась одновременно с тем, как раздался лязг замков.
— Какого дьявола? — рыкнул Аверин, пропуская меня внутрь.
Зайдя, я поставил бутылку на тумбочку. Снял влажную куртку и лишь после, не глядя на него, сухо проговорил:
— Я порвал с Лианой.
Ничего не сказав, Алекс ушёл в кухню. Хлопнула дверца холодильника, в коридор пролилась полоска света, раздался звон стекла, будто друг о друга стукнулось несколько бокалов.
— И как? — спросил Алекс, когда я, прихватив текилу, прошёл за ним.
— Честно или соврать?
— Один хрен, — поставил на стол тарелку с накромсанным неровными ломтиками лимоном. — У тебя на роже всё написано.
Отвинтив крышку, я разлил текилу по приготовленным рюмкам.
— Так будет лучше. Такая жизнь не для неё. — Аверин придвинул ко мне солонку, но я проигнорировал её. Взял рюмку и, понюхав, с отвращением поставил обратно. Нажраться? А толку? Мне и так было ясно — лучше от этого не станет. — В чём-то Сарновский прав, — мотнул головой и поморщился. — В этом городе ещё слишком много крыс, и…
— Сарновский отправился кормить червей, — резко перебил меня Алекс. Прищурился, глаза его блеснули сталью. Сыпанув соль на дольку лимона, он сунул её в рот, опрокинул стопку и закусил ещё одной долькой.
Я невольно усмехнулся. Кому-кому, а ему условности и установленные порядки, что ошейник тигру. Уголок моего рта снова дёрнулся в усмешке, направленной на себя. Взял рюмку, и опрокинул одним глотком.
— Дерьмо, — отфыркнулся я. Алекс подвинул мне блюдечко с лимоном, но я качнул головой.
— Сарновский — да, но в городе хватает грязи и помимо него. Ты же понимаешь, что не один он под меня копал?