*
Интересно, какова природа столь эффективной обратной связи человеческого рода с ходом истории, с нравами, с модой? Каким образом во время войны рождаемость мальчиков начинает увеличиваться? Как природа столь чутко следит за изменениями эталонов красоты и в изобилии рожает по их капризным заказам то пышнотелых красавиц в рубенсовские времена, то сухоньких длинноногих куколок в наши дни?
*
Примерно в течение десятка лет (в семидесятые годы) мне во время бесконечных тогда заседаний, в основном по партийной и профсоюзной линиям, систематически являлся образ трагического будущего: безлюдные города и сельские местности. Будто бы в результате какой-то глобальной катастрофы все погибли, а я случайно остался цел и невредим. Я мысленно бродил по пустым проспектам, разбивал витрины магазинов, добывая припасы, садился то в легковую, то грузовую брошенную машину и ехал в сторону юга, опасаясь будущей зимы. Приключений в этих снах наяву я пережил предостаточно, но так и не встретил ни одно живое существо. Интересно, что каждый раз, а их было несколько сотен, эти наваждения начинались с одной и той же чёткой картины: какой-то уездный вокзал, уходящие в крутой поворот рельсы на пыльных шпалах и томительное ожидание в бесполезных поисках встречи.
*
В старости внутренний мир думающего человека обречён на серьёзную метаморфозу: его духовное зрение выворачивается наизнанку, и вместо внешнего мира фокусируется на собственном «я».
*
Игра воображения на автотрассах (возвращение с дачи). В летние воскресные вечера на основных подмосковных трассах с машинами и людьми происходят магические метаморфозы. Примерно за час до того, как автострады забьются до предела и окончательно встанут, происходит самое интересное – образование стремительных необузданных сгустков по несколько десятков машин, мчащихся с бешеной скоростью. За рулём этих машин сидят люди, втянутые общим психозом «успеть до пробки» в раж бешеной гонки. Не обращая никакого внимания на дорожные знаки, разметку и даже сигналы светофоров, каждый металлический табун из перемежающихся, воющих на все лады и мигающих всеми цветами радуги машин превращается в самостоятельное, не зависящее от сидящих за рулём, единое свирепое механическое существо. Конвульсивно сжимаясь и растягиваясь, оно формирует плотный, непроницаемый тромб на транспортной артерии. Эта неистовая металлическая гигантская тварь изрыгает пронзительные жуткие звуки, ослепительные магические вспышки и невыносимый, мертвенный смрад бензина и машинного масла. Она безжалостно отбрасывает на обе обочины и попутные, и встречные машины с «чайниками», мелкие маршрутки и солидные автобусы, набитые пассажирами. Она, судорожно сжимаясь, обтекает колонны мощных грузовых машин, с наглым, смертельным риском протискивается в зазоры между огромными встречными фурами, заставляя падать в пропасть сердца их водителей. Она не обращает никакого внимания на потери, когда лишившиеся рассудка водители вылетают на обочины. Вой двигателей, вопли автомобильных сирен и вспышки сигнальных огней машин, сливаясь с яростным вращением колёс, скрипом тормозов и бледными, неясными лицами людей за тонированными стёклами, выстраиваются в единый ансамбль жуткого облика бездушного машинного зверя. Участники сумасшедшей гонки невольно ощущают себя послушными членами подвижного тела механического чудовища и смотрят на мир уже не своими глазами. Их зрение вместе с глазами, видеокамерами, простыми и противотуманными фарами, зеркалами бокового и заднего вида других людей и машин встраивается в мозаичную, с полным круговым обзором, систему наблюдения свирепой электронно-стальной твари.
*
Их уже сейчас разбирают на корню: для украшения домов и автомобилей нужны красивые жёны, для сугубо личного пользования – красивые наложницы. Спрос на красавиц превышает предложение, как ни щедра на них наша русская порода. Московские и питерские уже давно на исходе, идёт откачка из провинции. Не хватает дур этаких!
*
Среди основных недостатков русской литературы по отношению к западной – недостаток юмора (не ситуативного, а мировоззренческого). В смысле отнесения к миру юмора Толстой и Горький – полные кастраты.