Об этом кричала мне интуиция, об этом плакала душа, туда звало сердце, а сил на сопротивление больше не осталось.
Повела плечами, чтобы прогнать мысли о семье, о своем безрассудном поведение, о бесполезности поездки и даже о возможных рисках и незапланированных тратах.
— Я просто проветрюсь! — пообещала себе вслух, боясь признать, чего на самом деле жду от этой авантюры.
А ждала я чуда!
Вилла отца встретила меня неприступными решетчатыми воротами и белокаменными стенами с резным узором по верху. Сколько себя помню, всегда не любил это место, отдаленное от городского шума и вообще жизни. Но все это в прошлом, потому что сегодня я жаждал тишины и покоя, а что может быть лучше, чем огромная парковая территория и старый, но построенный на века отцовский дом?
Располагался он на высоком скалистом берегу, резко обрывающемся прямо в море, поэтому прилегающая к вилле территория была огорожена только со стороны подъездной дороги. Ни один безумец не рискнул бы карабкаться на участок по каменистому склону, а в низине отец давным-давно устроил искусственный бассейн, к которому был оборудован безопасный спуск на подъемнике.
Красивейшие места!
Яркая зелень мирт, лавра и каменного дуба, которые буйно разрослись в парковой части виллы, радовали и успокаивали глаз, а скорая встреча с их тенистыми кронами зарождала в душе восторг и ликование. И только мысль о голубоглазой блондинке с милым детским личиком и характером разъяренной тигрицы не давала мне покоя ни днем, ни ночью.
Постарался отогнать непрошенный образы как можно дальше, натягивая на лицо неискреннюю улыбку, чтобы поприветствовать мать, но вскоре уже от всей души радовался ее горячим объятиям и словам любви.
— Ну, здравствуй! — мать прижала меня к груди, чуть не плача от счастья, а я смущался, как мальчишка.
Сколько мы не виделись? Два года, три?
— Четыре года! — будто прочитала она мои мысли, — долгих четыре года ты не вспоминал о родных местах и родной матери!
— Мам? — поморщился от укоризненного взгляда зеленых ясных глаз. — Ты прекрасно выглядишь. — Сказал я совершенную правду и постарался одновременно уйти от неприятной темы.
— Ты неисправим, — улыбнулась так светло, что у меня на душе стало как-то отраднее, — все такой же подхалим. — Потом встревожено посмотрела на мои ноги. — Давно отпустил таксиста?
— Я не устал, — поморщился. Каждое заботливое слово, каждый брошенный на мои ноги взгляд ассоциировался у меня с жалостью, который я не готов был простить даже родной матери. Эта маниакальная привычка окружать себя барьером каждый раз, как только речь заходила о моей физической несостоятельности, до сих пор причинял боль и резала по живому.
— Хорошо, пойдем в дом. — Теперь уже с хмурым и недовольным выражением лица, сквозь обиду и непонимание.
Я знал, что наше общение не сведется только к приятным ничего незначащим беседам и разговорам по душам. Мы с матерью в прошлом часто ссорились, не понимали друг друга, но, тем не менее, только благодаря ей я смог осуществить свою мечту и переехать в Россию после смерти отца.
Его кончина опечалила всех, кроме меня, потому что от родителей в то время я не получал ни тепла, ни внимания, ни любви. Они вращались в кругах местной элиты, управляли с матерью сетью ресторанов на побережье и мало времени обращали на единственного сына и будущего наследника.
Я, как многие дети богатых и влиятельных семей, воспитывался нянями, гувернантками и учителями, а рос сам по себе. Каждодневные визиты, мероприятия и ночные вылазки, поездки по всему свету и редкий отдых наедине отнимал у родителей все их свободное и несвободное время, отчего я часто задавал себе вопрос, зачем вообще нужно было меня рожать. Но таков обычай — наследник рода!
С самого первого моего дня на земле я был обречен стать наследником знаменитой фамилии, избранным и богатейшим, что никак не входило в мои собственные планы.
Смерть отца внесла свои коррективы в жизнь: мама забросил бизнес, продав его в итоге двоюродному дяде по линии отца, и стала больше времени уделять мне и моим желаниям, а я рвался в Россию, на ее родину. Меня никогда не прельщала слава, богатство в том виде, в котором они преподносились в Греции. Я хотел самостоятельно добиться успеха, расти в собственном бизнесе, который буду растить, как дитя, и улучшать по мере возможности.
Усмехнулся, вспоминая вихрастого мальчишку, замученного вечными простудами из-за непривычного климата.
Я был в России чужаком, диковиной вещицей, пришельцем. Кем угодно, но только не уважаемым человеком, способным добиться всего самостоятельно. Тогда-то и родилась наглость, напущенная бравада, дерзость и попытка втереться в доверие с помощью внешности и яркой природной красоты. Но все эти черты не помогли мне завоевать любви той единственной, кого я всегда хотел и до сих пор хочу.
Лика!
Ее имя озарило окружающую природу мягким сиянием. Такая тоненькая, что я боялся за нее на каждом уроке физкультуры, такая смелая, что я невольно восхищался ей с каждым днем все больше и больше, такая правильная, что зубы сводило и такая прекрасная со своими белокурыми локонами до талии и сердитыми льдинками-глазками, что желание пронзало молодое тело до боли.
Тряхнул головой, стараясь не отставать от матери, которая привычной пружинистой и уверенной походкой «летела» к дому, попутно рассказывая, что изменилось за четыре года. Я слушал в пол уха, вспоминая округлую грудь с затвердевшими розовыми сосками, тонкую талию и втянутый от страха и смущения живот, и ее глаза полные решимости, смелости. Она привыкла упрямо доводить все до конца, как и в нашем дурацком споре. Лика признала свое поражение и отдавалась на волю победителя, дарила мне право распорядиться нашими жизнями, судьбами, а что сделал я?
Унизил, растоптал остатки гордости, разбил наши общие мечты на счастья.
Я чуть не завыл от злости, во вовремя вспоминая, что обязан «сохранять лицо» при матери. Она не должна ни о чем догадаться. Не хочу причинять ей боль моими проблемами.
Пусть думает, что ее сын счастлив, что добился того, к чему всегда стремился и теперь пожинает плоды собственного упорного труда и заслуженного успеха.
— Я пригласила к ужину несколько знакомых семей, — начала мама с долей смущения, — среди которых будут и молодые девушки на выданье.
— О! — застонал я непритворно. — Только не говори, что решила меня женить? Мама?!
— А что «МАМА»?! — топнула ногой миниатюрная женщина с густыми каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу. — Я столько лет жду от тебя внуков, сын! Мечтаю увидеть твое счастливое лицо на собственной свадьбе, а что в ответ? ТЫ прожигаешь собственную жизнь, как когда-то делали мы с отцом. Неужели наши ошибки ничему тебя не научили?
Вот и обманул собственную мать своим «счастливым» лицом, — подумал с какой-то тоской и обреченностью, а потом с изумлением заметил слезы в ее глазах.
— Если ты сам не в силах выбрать себе жену, то за тебя это сделаю я, дорогой! — решительным тоном с сердитом прищуром отчеканила мама.
Я мысленно перекрестился, вспоминая, какой упертой и целеустремленной становиться моя родительница, когда хочет достичь желаемого.
— Фелиция очень красивая и умная девушка, — начала перечислять мама возможных кандидаток, — ты пригласишь ее на танец, Николас.
Засмеялся, соглашаясь с грозными наставлениями матери и с удивлением понимая, что эти несколько дней действительно смогут помочь мне отвлечься от мыслей о Лике.
Что может быть лучше?
На какие бы жертвы не пришлось пойти ради того, чтобы выбросить из головы образ миниатюрной малышки с характером тигрицы, только бы не запутаться окончательно и не разрушить хрупкое материнское доверие.
И кто же знал, что судьба распорядиться и здесь по своему, повергая меня в такой омут случайных встреч и стечений обстоятельств, что только диву даешься, как такое вообще возможно?!
Глава третья
Американские горки