Едва ли справедлива трактовка Ваном Сан Хун-яна как «конфуцианца-эклектика», в доме которого (судя по тому, что его сын «постиг методы изучения классических книг») была «весьма насыщенная конфуцианская атмосфера» и который во время дискуссии 81 г. до н. э. часто цитировал «Ши цзин [25]», «Шу цзин [26]» и «Чунь цю [27]»[125]. Сан Хун-ян не называл себя ни конфуцианцем, ни легистом. О его мировоззрении можно судить в основном по речам «сановника» из «Янь те лунь» (если отождествить с ними его высказывания, как это молчаливо делает Ван). Эти речи свидетельствуют о конфуцианской образованности Сан Хун-яна и о его стремлении обосновать свои идеи, в числе прочего, цитатами из конфуцианских классиков, но отсюда не следует, что он был «конфуцианцем-эклектиком»: по словам Сыма Цяня, конфуциански образован был также Ли Сы [28], ученик Сюнь Цина [29], и тем не менее нет сомнений, что Ли Сы был легистом[126]. Речи «сановника» свидетельствуют, что Сан Хун-ян не только цитировал конфуцианских классиков, но принижал и критиковал Конфуция и его последователей, высоко ставил легистских мыслителей и первого императора Цинь[127]. Структурные принципы его мировоззрения, как было показано рядом исследователей, в том числе и нами, связаны с легистской и даосской традициями.
Тем не менее нет оснований считать, что легизм Сан Хун-яна был чистым, как не было им в действительности и конфуцинство Дун Чжун-шу, «знатока писаний» и «достойного и хорошего человека». Напротив, в условиях официального поощрения конфуцианства естественно ожидать, что неконфуцианцы постараются использовать в споре с конфуцианцами аргументы из конфуцианского репертуара. Именно широкая образованность Сан Хун-яна, его искусство спорщика и в то же время его неконфуцианская позиция отразились в оценке, данной ему конфуцианцем Хуань Куанем: «Хотя [его подведение и] не [соответствовало] правому пути, однако великие конфуцианские ученые и «старые знатоки не в состоянии были избавиться [от его нападок]»; его можно назвать сведущим ученым, который имеет обширные знания о вещах». Содержащаяся здесь цитата имплицитно указывает на связь Сан Хун-яна с неконфуцианской и даже антиконфуцианской (даосской) традицией: по словам Сыма Цяня, когда даос Чжуан-цзы [30] нападал на конфуцианцев и моистов, то «даже старые знатоки того века не в состоянии были избавиться [от его нападок]»[128].
Таким образом, если Ван считает, что спор сторонников «путей» «истинного царя» и «гегемона» шел при Хань внутри конфуцианской школы между «чистыми конфуцианцами» и «конфуцианцами-эклектиками», мы полагаем, что этот спор происходил между конфуцианцами-эклектиками (в частности последователями Дун Чжун-шу) и легистами-эклектиками (в частности Сан Хун-яном и его подчиненным — «императорским секретарем»). Что до «писца канцлера», мы рассматриваем его взгляды как эклектическую смесь легизма и даосизма с конфуцианством. Оценка «канцлера» Тянь Цянь-цю как даоса кажется нам не слишком доказательной, поскольку он почти ничего не говорит в трактате; едва ли не единственное длинное высказывание, которое ему приписывает Ван (но есть и мнение, что оно принадлежит «писцу канцлера»)[129], скорее обнаруживает связи с легистско-даосской концепцией неосуществимости древних порядков в нынешний век и важности современности.
Если нас с Ван Ли-ци объединяет стремление пользоваться традиционными ханьскими терминами для характеристики взглядов спорящих сторон в «Янь те лунь», то была сделана попытка отказаться от этих терминов в пользу европейских и описать, пользуясь этими последними, не только «Янь те лунь», но и двухсотлетнюю историю Западной Хань. В 1974 г. М. Лёве (Лауи) высказал взгляд, что трактат отражает борьбу не между двумя школами, а между двумя «позициями»: «модернистов», задававших тон при дворе во II в. до н. э., и «реформистов», возобладавших там примерно с 70 г. до н. э.; дискуссия 81 г. до н. э. приходится на переходный период между господством первых и вторых. Обе позиции различаются отношением к «древности» и «современности» и образцам Чжоу и Цинь, вопросам государственного культа и небесным знамениям, методам, стилю и задачам управления, роли в нем императора и бюрократии, внутренней и внешней политике и некоторым древним конфуцианским текстам[130].
129
См.: ЯТЛ, гл. 39, с. 268, 270, пр. 2; ср.: ЯТЛ, гл. 31, с. 236, 237-238, пр. 2; гл. 25, с. 179, 182, пр. 21.