«Знаток писаний» прямо не говорит, что разделяет взгляды Дун Чжун-шу, но указывает, что при У-ди возвышались военные, финансисты, богачи, «жестокие чиновники» и льстецы, людей же, «хотевших опираться на человеколюбие и справедливость», при дворе было мало. Он обобщает эту ситуацию словами: «Лед и [раскаленные] уголья не могут находиться в одном и том же сосуде, солнце и луна не могут сиять одновременно»[316], давая понять, что на службе может преобладать только один «род» людей, а не два, противоположных друг другу[317]. Добавим, что в сознании конфуцианцев чиновники, «опиравшиеся на человеколюбие и справедливость», противостояли воинам и «жестоким чиновникам» как люди конфуцианского — людям легистского типа[318].
С мыслью об идеологическом единстве бюрократии в конфуцианстве сочетается мысль о недопустимости разных способов подбора кадров. С точки зрения конфуцианцев, официальные назначения следует давать лишь носителям конфуцианских добродетелей, а таких людей можно набрать только одним способом — путем «отбора и рекомендации» кандидатов по их личным достоинствам; этот способ ассоциировался с «путем истинного царя». Иные способы рекрутирования бюрократии (по принципу происхождения, с учетом имущественного ценза, путем продажи должностей и рангов знатности) предъявляли меньшие требования к личностям будущих чиновников, ассоциировались с «путем гегемона» и осуждались конфуцианцами типа Дун Чжун-шу[319]. Поэтому и конфуцианцы и эклектики даосского толка[320] критиковали путь подбора кадров, который широко практиковался при У-ди, как «смешанный», т. е. неоднородный, сочетающий разные компоненты; они указывали, что он неизбежно приводит на посты людей, неподходящих по своей природе: «алчных» богачей (в том числе купцов), сановников, умножающих прибыли, и «храбрых» военных, ведет к падению нравственности и гибели нравов. Продолжая эту традицию, «достойный и хороший человек» противопоставляет древнему способу отбора ученых для замещения должностей по их личным достоинствам современный «путь [выдвижения] чиновников», который «сделался смешанным», так что «они перестали отбираться [для рекомендации]», и в результате «богатые покупают должности с помощью богатства, смелые охотятся за заслугами, [рискуя] смертью». Он подчеркивает, что способ «помочь внутренней духовной силе правителя и открыть дорогу [выдвижению] подданных состоит в том, чтобы отобрать достойных и «использовать их на службе» "по способностям"», как было в древности, и считает особенно важным назначать правителей округов и канцлеров удельных государств лишь после тщательного отбора[321].
Следовательно, с конфуцианской точки зрения, одно из проявлений единства состоит в том, что государь, воплощающий начало ян, должен править, опираясь на благую силу дэ, т. е. на то же начало, имея помощников «того же рода», что и он — конфуцианцев с их ориентированным на ян учением.
Взгляды чиновников на единство хуже поддаются реконструкции, чем соответствующие конфуцианские взгляды. Чиновники не высказываются о едином не только как о начале всех вещей, но и как о принципе миропорядка. Тем не менее есть основания предполагать, что (по крайней мере) «сановник» разделял представление о единстве, описываемое формулой «один, а не два», так как: 1) его экономический метод помощи нуждающимся за счет богатых соответствует рекомендациям комментария к 15 гексаграмме «И цзина» Смирение[322], который основан на концепции цикла попеременного расцвета и упадка двух взаимосвязанных противоположностей[323]; 2) «сановник» разделяет мысль, что одной социальной группе соответствуют одна функция и один источник дохода, а эта мысль, как видно в случае с конфуцианцами, воплощает представление о единстве как о принципе миропорядка (ср. выше, с. 79-80).
По мнению «сановника», принцип единства в древности был воплощен в общественной сфере, где «только ремесленники и торговцы могли кормиться прибылями от второстепенного [занятия]; только хорошие земледельцы могли кормиться плодами урожая; только те, что держат в руках правление, могли кормиться [доходами от] должностей и рангов знатности»[324]. Соотнесение этого взгляда с теориями «Шан-цзюнь шу» показало, что он продолжает и развивает отмеченную исследователем легизма Л. С. Переломовым легистскую традицию, по которой стремление народа к «единому» — это стремление к землепашеству и войне[325]. «Сановник» считал, что в его век государство берет на себя «второстепенное занятие»: казна «отливает орудия земледелия, заставляет простолюдинов сосредоточить усилия на основном [занятии] и не заниматься второстепенным»[326]. Этот взгляд был соотнесен нами с традицией идеологии Цинь, согласно которой император «высоко ставит земледелие и искоренил второстепенное [занятие], черноголовые стали обогащаться, [народ] под Небом, которое все покрывает, сосредоточил сердца на одном и [проникся] единой волей, орудия и утварь [сделаны] по одной мерке...»[327]
316
При этом он отчасти повторяет обоснование, которое в трактате «Хань Фэй-цзы [34]» дано мысли, что «разные противоречащие друг другу учения, существуя совместно [при дворе], не могут привести к устроению» (ХФЦ, гл. 50, с. 1085).
319
См.: ХШБЧ, гл. 67, с. 4453-4457; гл. 9, с. 287-288; гл. 56, с. 4009-4014, 4022; гл. 72, с. 4597, 4608-4610; гл. 78, с. 4816-4817; ДФ (Хань), с. 145-146; Кроль 1983 (II), с. 227-229.
323
Напомним в этой связи, что «сановник» повторяет слова Сыма Цяня: «Когда вещи развиваются до предела, то приходят в упадок; это движение по кругу, которое кончается и [затем] начинается вновь» (ЯТЛ, гл. 4, с. 30; ср.: ШЦХЧКЧ, гл. 30, с. 45). См. ссылки выше, в пр. 182, а также ниже, пр. 30 к гл. 4.
325
См.: ШЦШ, гл. 8, с. 35, 36; Переломов 1968, с. 83, 180-183, 276-277, пр. 1, 5; Кроль 1983 (П), с. 232, 242, пр. 95.
327
Текст официальной надписи 219 г. до н. э. на стеле с террасы Ланъе, см.: ШЦХЧКЧ, гл. 6, с. 36-37; Кроль 1983 (II), с. 232, 242-243, пр. 101.