Из сопоставления этих высказываний явствует, что под «подавлением второстепенного» имелось в виду не уничтожение «второстепенного занятия» как такового, как общественно-экономической функции, а искоренение занятых в ее сфере частных предпринимателей.
«Сановник» и «императорский секретарь» считали, что в древности существовали «колодезные поля», но это не единственный способ обеспечить народ. Как указывал «императорский секретарь», от древней десятины выгодно отличается современный налог с полей, взимаемый натурой в размере 1/30 урожая, причем в списках отбывающих повинности значатся лица от 23 до 56 лет. На это «знаток писаний» возражал, что на деле этот налог тяжелей десятины, ибо требует взноса одного и того же количества зерна с определенной площади и в урожайный, и в неурожайный год; «если добавить к этому подушную подать и... срочные очередные повинности, то... результаты труда одного человека делятся пополам». Эта критика созвучна критике циньских налогов и повинностей у Дун Чжун-шу[457].
Между взглядами спорящих на роль государства в экономике больше различий, чем сходства. Различны их отправные точки: для конфуцианцев это теория устроения людей, предварительное условие которого — достижение определенного уровня богатства, для «сановника» это концепция монаршего универсализма, воплощенного в экономической деятельности; отсюда стремление конфуцианцев свести к минимуму хозяйственную роль государства и дать народу самому обогатиться и противоположная идея «сановника», что накопление и перераспределение богатства — это функция государя. Главное сходство взглядов спорящих — в принятии формулы поощрения «основного» и подавления «второстепенного» занятия (хотя и в разных интерпретациях — конфуцианцы хотели ограничения прибылей и дискриминации частных купцов, «сановник» — огосударствления «второстепенного занятия») и во враждебности лицам, присваивающим земельную и иную собственность бедняков (бин цзянь). Это сходство объясняется тем, что и конфуцианство и легизм проявляли известную заботу о классе мелких земельных собственников, частично отражая его интересы. Но вопреки этим интересам легизм нес ему жестокую государственную эксплуатацию, а конфуцианство — перспективу отмены частной собственности на землю (см. выше, с. 45-48).
Соотнесение взглядов спорящих с традициями древнекитайской мысли показывает, что взгляды «знатока писаний» и «достойного и хорошего человека» связаны, в первую очередь, с конфуцианством, особенно Дун Чжун-шу; это эклектическое конфуцианство, заимствующее больше всего у школы инь и ян, меньше — у моистов, а отдельные мысли и цитаты — из даосско-легистской традиции. Взгляды «сановника», «императорского секретаря», «писца канцлера» основаны, в первую очередь, на синкретическом сплаве даосской и легистской традиций, типичном для мысли Шэнь Бухая, Хань Фэя[458], «Гуань-цзы»; это эклектический сплав, включающий также идеи школы инь и ян, идеологов купцов, много конфуцианских цитат.
Тем не менее спорящим свойственны принципиально разные мировоззренческие установки. Д. Боддэ (1963) показал, что конфуцианским обрядам (ли [149]) присущ, партикуляризм, а легистским законам (фа [150]) — универсализм[459]. Наше исследование позволило расширить применение этих терминов, показало, что они описывают важное общее различие взглядов конфуцианцев и легистов: партикуляризм присущ отношению первых, а универсализм — вторых к разным отрезкам времени, участкам пространства с их жителями, способам воздействия на них государя, путям управления и обогащения государства, обоим мировым началам. Мы выявили, что взгляды «знатока писаний» и «достойного и хорошего человека» ориентированы на ян, а взглядам «сановника» присущи или равное отношение к инь и ян, но с акцентом на инь, или (в вопросах о подборе кадров, о принципе адаптации) скрытая установка только на инь. Это подтверждает наш вывод о связи взглядов «знатока писаний» и «достойного и хорошего человека» с конфуцианской, а «сановника» с даосско-легистской традицией.
Мы соотнесли взгляды конфуцианцев в «Янь те лунь» с идеями «пути истинного царя», а взгляды легистов — с идеями «пути гегемона». Порой осуществления первого «пути» считалась Западная Чжоу, второго — Цинь (особенно эпоха Шанского Яна). Полагали, что разница между «истинным царем» и «гегемоном» носит личностный характер и определена обилием силы дэ: у «царя» ее много, поэтому он способен с ее помощью осуществлять человеколюбие и устроить мир; «гегемону» ее не хватает, поэтому он использует «физическую силу», опирается на мощь большого государства и (по крайней мере, на взгляд конфуцианцев) лишь прикрывается человеколюбием, но несовершенство его личности можно компенсировать с помощью достойных помощников и институтов. Поэтому концепция власти «истинного царя» отличается большим персонализмом, чем «гегемона», им присущи разные типы правителя и чиновника. Обе отправляются от архаической модели мира, но развивают разные ее стороны. В первой доминирует мысль о мироустроительной функции государя, во второй — о его подражании универсализму Неба; первая подчеркивает магико-этическое начало в мире, вторая — выгоду и насилие; первая ориентирована на «восстановление древности», вторая — на принесение пользы в нынешний век[460].
457
См.: ЯТЛ, гл. 20, с. 142; гл. 15, с. 106; ХШБЧ, гл. 24А, с. 2023; Кроль 1982 (III), с. 50.
460
См.: Кроль 1982 (III), с. 50-53; ХШБЧ, гл. 49, с. 3769; Кроль 1970 (I), с. 116-117; а также ниже, с. 357, пр. 16 к гл. 12.