Николай Николаевич Шпанов
Спор
Я знаю, вы не любите длинных вступлений. Но, что делать, на этот раз должен начать именно с этого, чтобы дать ясное представление об обстановке, в которой мы работали.
Дело было на крайнем северном фланге. Там, где дальше только море и небо. Полярные сумерки надвигались на нас с неумолимостью, приводившей в уныние тех, кто впервые зимовал под этими широтами. Не то чтобы серебряная полутьма, навалившаяся на нас, действовала на нервы, как это пишут в романах. Нет, дело было в том, что полярная ночь окрашивает все под один унылый, сероватый тон, лишенный каких бы то ни было теней. Это делает трудным отыскание целей на земле и нахождение противника в воздухе, облегчает противнику путь ко всякого рода подвохам.
Мы работали бок о бок с англичанами. Не стану подробно рассказывать вам, что это за ребята. Хорошие ребята! Командир их группы, фляйт-коммандер Арчибальд Крисс очень сошелся с Прохором. Они охотно наносили друг другу визиты. Может быть, даже несколько чаще, чем того требовала дружба. Я подозреваю, что одной из причин тому был неизбежный тост, который они неизменно поднимали друг за друга и за своих летчиков при каждой встрече.
Но вот, в один прекрасный день вся эта слаженность пошла насмарку. Над краем вселенной, служившим нам базой, пронесся буран неистовой силы. Один из тех ураганов, что знаменует собою приход полярной зимы. Мы с трудом отстояли свои самолеты от натиска ветра. У англичан поломало один «харрккэйн» (что послужило поводом для очередного визита Прохора к Криссу). Более серьезным для обеих групп бедствием было то, что ураган разрушил проволочную связь, соединяющую нас с внешним миром, то есть с командованием, постами ВНОС и морской пехотой, удерживающей побережье.
И нужно же было случиться так, что именно в это время радио принесло с берега сообщение: пользуясь темнотой и снежным бураном, противник ввел в одну из шхер танкер,
Остальное не требовало пояснений. Мы знали, что натиск противника задерживается тем, что вся масса его технических средств скована отсутствием горючего. Наши бомбардировщики систематически срывали снабжение немцев горючим как с моря, так и с суши. Да немцы и не могли подтянуть бензин в большом количестве. Они располагали только собаками, оленями и самолетами. Этими способами противник с трудом поддерживал свою авиацию.
Понятно, что появление танкера имело огромное значение для всего участка. Задача нашей авиации заключалась в том, чтобы сжечь танкер, не дав противнику его разгрузить. Это было делом бомбардировщиков. Прохор и Крисс так и сообщили морякам. Однако вскоре пришел ответ: бомбардировочная группа не может выслать ни одного самолета. Приведенная причина была достаточно уважительна. По мнению моряков, единственным средством воздействия на танкер являлись наши истребители. Они оставались самолетами. Этого морякам достаточно, чтобы считать их всемогущими.
Прохор и Крисс выслали по звену. Танкер был жестоко обстрелян из пулеметов и пушек и забросан мелкими бомбами. Но наших калибров было явно недостаточно, чтобы причинить ему серьезные повреждения. А тем временем противник с лихорадочной поспешностью выгружал горючее. Дорог был каждый час.
Вернувшись с этого задания, я застал обоих командиров в землянке Крисса, спорящими на неиссякаемую тему тарана. Крисс лежал на своей складной койке, поверх груды пушистого меха, которым был обшит его спальный мешок. Ноги его в таких же меховых сапогах казались огромными и тяжелыми. Было даже удивительно: неужели ими можно двигать? Крисс курил и с видом крайне заинтересованным следил за бликами, рождавшимися в пустом стакане, сквозь который он щурился на раскаленный докрасна камелек. Прохор ходил из угла в угол по тесной землянке. Он умудрялся стучать по земляному полу даже мягкими подошвами унтов. Разговаривая, он всегда деятельно жестикулировал – вывезенная с юга привычка, от которой я безуспешно пытался его отучить, прося во время разговора засовывать руки за пояс. Бросая сердитые взгляды. на любующегося своим стаканом Крисса, Прохор кричал:
– Не разводите мне ваших теорий! Скажите прямо и ясно: почему ваши ребята не таранят, никогда не таранит фрицев? Кишка тонка?!
Не отрывая взгляда от вспыхивающего алыми бликами стекла, Крисс сказал:
– Мне очень жаль обижать вашу кишку, дорогой мой Прохор, но боюсь, что дело совсем в другом.
Крисс лежал на своей складной койке.
Рис. худ. К. Хомзе.
Я еще не наблюдал ни одного воздушного боя моих летчиков, который не был бы закончен раньше, чем они израсходовали свой комплект снарядов и патронов. В таких условиях таран – бессмыслица.
– Арчи, не крутите! – крикнул Прохор и стукнул кружкой по ящику, служившему хозяину столом: эту кружку Крисс всегда подсовывал Прохору после нескольких разбитых в азарте спора стаканов.- Не крутите, мой дорогой Арчи! – повторил Прохор. – А ежели ваш летчик израсходует боекомплект?
– Он поступит, как ему подскажут долг и разум.
– Непременно у вас этот «разум»,- насмешливо произнес Прохор.
– О, непременно,- спокойно согласился Крисс.- Это основа существования разумного существа.
– Одного сознания долга вашему «разумному существу» мало?
– Если верить сэру Артуру Мак Грегори…
– Это что еще за птица: Грегори?
– Профессор этики в Глазгоуском университете. Я очень любил его лекции. Убедительный старик!
– А я, когда лечу в бой, стараюсь забыть о том, что на свете есть университеты,- убежденно произнес Прохор. – К сожалению, в университетах не учили рубать фрицев. А следовало. Но думаю, что университет этот у вас сейчас так… для тумана пущен.
Арчибальд спустил свои огромные ноги с койки и удивленно уставился на Прохора. Голубые глаза англичанина делались все более, серыми, холодными, почти бесцветными, по мере того как он глядел на собеседника. Рыжая щетинка волос на продолговатом черепе пламенела в багровом сиянии камелька. Пальцы руки, в которой был зажат стакан, сжимались все тесней. Вот-вот они раздавят стакан. Медленно, стараясь как можно яснее выговаривать слова, Крисс произнес:
– Вероятно, я недостаточно понимаю по-русски. Что значит: туман?
– Как раз то, о чем вы думаете,- решительно сказал Прохор, останавливаясь перед хозяином. – Да, да, то самое – кишка!
– Если бы вы не были моим другом, Прохор… – начал было Крисс, и глаза его сделались совершенно стеклянными.
Но тут его прервал стук в дверь. Прибыло новое радио. Моряки настаивали на уничтожении танкера силами авиации, то есть наших истребителей.
Прохор и Арчи забыли о том, что секунду назад готовы были не на шутку поссориться. Я видел, что их мысль с одинаковым упорством ищет решения.
– Ну что же,- сказал Прохор, оборачиваясь ко мне,- сходим еще разок звенышком… Не зажжем, так хоть помешаем выгрузке,- он взялся за шлем и шагнул к выходу.
– Хэлло, Прохор! – остановил его англичанин. – Не выйдет!
Прохор в недоумении остановился. Рука его повисла в воздухе.
– Не выйдет звенышком,- решительно повторил Крисс. – Это полумера.
– А что же по-вашему мера? Послать туда всю эскадрилью? Этого я сделать не могу. В любой момент может придти другое задание.
– Чудесно, Прохор! – подтвердил Крисс, натягивая меховой комбинезон. – Оставайтесь на своем аэродроме. Это правильно. На танкер пойду я.
– Что значит «я»?- спросил Прохор. – Вы с вашими ребятами?
– Нет, именно я – я один.
– Не понимаю,- я редко видел на лице Прохора выражение такого искреннего удивления. – Не валяйте дурака, Арчи! Что значит «я»?
– Может быть, меня нужно только немного прикрыть, чтобы я наверняка дошел до танкера. – Кончая одеваться, Крисс усмехнулся: – Вот, если угодно, вы меня можете прикрыть.
– Может быть, вы соблаговолите объяснить ваши намерения… чтобы я мог действовать как «разумное существо»?
– А вам мало одного сознания долга прикрыть товарища?- насмешливо спросил Крисс. – Если угодно, я возьму свое звено.
Прохор ничего не ответил. Круто повернувшись ко мне, бросил:
– Прикажи подготовить к вылету командирское звено.
– Разреши мне с тобой? – проговорил я, разбираемый желанием еще раз сходить к танкеру.