Подытожены мысли и чувства,
Пересмотрены схватки с судьбой:
Раньше «так говорил Заратустра»,
А теперь — океанский прибой.
«Тысячелетья не было ответа…»
Завидую тебе: перед тобою дверь
Распахнута в восторг развоплощенья!
Георгий Иванов
Тысячелетья не было ответа,
И задавать вопрос уже смешно…
Врывается бездомная ракета
В открытое отчаяньем окно.
И гаснет мир в лучах чужого света…
Но если гибель миру суждена,
Как суждено нам всем уничтоженье,
Не всё ль равно — весна иль не весна,
Не всё ль одно — война иль не война
Таят в себе «восторг развоплощенья»?
«Ужель не слыша, не дыша…»
Ужель не слыша, не дыша,
В каком-то сне оцепенелом
Томится сорок дней душа
Над разлагающимся телом,
И рвётся в этот мир она,
Как надоедливый проситель, —
О, неужели так страшна
Её небесная обитель?
«Уплыву от той развилки…»
Уплыву от той развилки,
Где она сошла на берег.
Не разбил души-копилки?
Не устал в бессмертье верить?
Вот и помнить стало трудно
Мамы верную заботу:
— До сих пор не спишь ты? Утро!
Как же встанешь на работу?..
Не вернуть и в мире вечном
Незабытых несвершений.
Не увижу милой тени
В том обличье человечьем.
О, наивность детской веры
В матерьяльность наказаний!
Паруса моей галеры
Не наполнит свет мечтаний.
«Что, если все — о, все без исключенья…»
Что, если все, о, все без исключенья:
Христос, Лао-Цзе, Будда, Магомет, —
Не то чтобы поверили виденьям,
А просто знали, что исхода нет,
Что никогда не будет воздаянья,
Там пустота и ледяная тьма,
И лгали нам в безумьи состраданья,
Чтоб жили мы, а не сошли с ума?
«Что смерть? Простая пересадка…»
Что смерть? Простая пересадка
Из мира этого в иной,
Где мы, хоть это и несладко,
Уже стоим одной ногой.
«Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю» — дитя,
Тебе я место уступаю,
Но день придёт и для тебя.
Есть тайна страшная в Творенье,
Её не разрешить вовек
Ни торжеством, ни вдохновеньем,
И эта тайна — Человек.
Юбилей
Всё, что жизнь мне обещала,
Разлетелось, прахом стало.
Всё, что мне судьба дала,
Уничтожено дотла.
Тридцать лет прожил в Париже.
Тридцатью годами ближе…
Вот теперь и попляши:
Легче будет для души.
«Я давно примирился со всем…»
Я давно примирился со всем,
Я давно ко всему безразличен,
Как лакей, я со всеми приличен,
Как послушник, не спорю ни с кем.
Никаких доказательств не нужно,
И доказывать — просто смешно:
Предрассветное небо жемчужно,
Потому что жемчужно оно.
«Я ем и пью, хожу в редакцию…»
Я ем и пью, хожу в редакцию,
Пишу газетные статьи.
А между тем живу в абстракции,
В нирване, в полузабытьи.
Живу в тупом оцепенении,
Следя в полуночной тиши
За судорожным сердцебиением
Моей затравленной души.
«Я жду письма, но от другой Марины…»
Я жду письма, но от другой Марины.
Я жизнь люблю. Но разве это жизнь?
Поют гудки, блаженствуют витрины,
Клубится прах покинутых отчизн.