Бископу стало не по себе. Задача его не испугала. Он знал, что когда наступит час, то придут и идеи, и правильные слова. В свои способности он верил. Да и архиереям московским вся эта затея очень понравится. Уж там-то войны явно никто не хочет, а статус их такой Синод явно укрепит. Но вот как прореагируют те, кого предполагал остановить благостный. Что-то в последнее время ему разонравилось играть в политические игры с неясным исходом. А благостный хитер. По чину ему бы самому такой Синод проводить, а он решил в стороне пока остаться. Удастся затея - он придумал, нет - он ни при чем. Хоть и разругались с константинопольским патриархом, а живем в лучших традициях Византии. Но отказываться нельзя. Надо ехать. Где-то в глубине души он верил, что чья-то добрая рука отводит от него беду, в какие бы неприятности он не попадал.
"Так и в Бога поверить недолго!" - шутил он иногда исключительно про себя.
Значит, теперь в Москву. Да еще с таким поручением. Тут сначала замучаешься всем объяснять, что это за новация такая - межепархиальный Синод. Конечно, в тысячелетней истории церкви можно найти всякое, если и не в прямую, то по аналогии, но реально в последние десятилетия никто ничего подобного не проводил. И не надо сразу с заявки на что-то чрезвычайное начинать. Мол, приехал с текущей проверкой по линии своего отдела, а там высокая политика вдруг так повернулась, что в патриархии спешно решили дать отдельное поручение. Начнем потихоньку, а там как кривая вывезет.
Общую линию поведения бископ для себя определил, но оставался еще один важный практический вопрос. И касался он его лучших друзей из варты. Их, конечно, чем-то удивить трудно, но сюрпризов они не любят и явно не поймут бископа, если он все это дело провернет, не посоветовавшись с ними заранее. Ну, или доложив - это кому как больше нравится. Слова могут звучать разные, а суть дела от этого не меняется.
Доложить-то надо - бископ на этот счет даже и не сомневался - но вот кому? В друзьях у него были генералы и из внешней, и из внутренней варты. С одной стороны, вроде бы речь идет о внутренних делах страны, укреплении единства народа. Но и внешний фактор тоже налицо...
Монету бископ кидать не стал. Это было бы уже совсем глупо. Вместо этого он прикинул, с кем из двух его друзей-генералов ему будет прощу обсуждать хитрую задумку благостного.
В глубине души он давно подозревал, что оба они, исправно посещающие праздничные церковные службы, к месту крестившиеся при различных жизненных обстоятельствах и в шутку испрашивающие его благословения перед первой рюмкой за дружеским столом, на самом деле от веры довольно далеки. Так что и подход к затее благостного у них будет сугубо прагматический, еще и посмеются над предстоявшей ему ролью проповедника.
Генерал из внутренней варты был как-то попроще, прагматичнее, чаще и лучше поворачивал дело в материальную плоскость, но перед ним был еще должок из-за этого проклятого Дьяконова (см рассказ "Платочки от сглаза").
Генерал-внешняк - интеллектуал, аналитик, знаток истории. Он скорее поймет суть задумки благостного, и, кто знает, может даже найдет в ней что-то интересное и подскажет какой-нибудь хитрый ход. Да и понадежнее он, может и прикроет, если в канцелярии Верховного вся эта затея кому-нибудь не понравится.
Кто же знал, что эти колебания бископа и его в общем-то случайный выбор приведет к тектоническим сдвигам в политическом устройстве на русском пространстве.
В лучших традициях детективных романов бископ позвонил генералу и в разговоре о текущих политических сплетнях между делом пригласил его в свой храм на завтрашнюю службу - мол, уж больно хороший хор подобрался, душой отдыхаешь, слушая его. Генерал был более чем понятлив. Поскольку бископу было прекрасно известно, что ему после контузии, полученной в годы бурной офицерской юности на службе родине где-то там, за ее пределами, как говорится, медведь на ухо наступил, то такое приглашение звучало либо как откровенное издевательство, либо как приглашение к срочному и серьезному разговору. Но предполагать, что агент под псевдонимом "пастор" над ним издевается, у генерала не было никаких оснований, и, сдвинув пару менее срочных встреч, он подошел к концу службы, приложился к кресту и вскоре сидел в кабинете бископа за чашкой чая.
Выслушав бископа, он сначала даже испугался. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Последние две недели генерал практически круглосуточно думал над идеей, изложенной ему в "клубе пяти" - так про себя он называл группу промышленных олигархов, взявших на себя роль спасителей отечества.
"Так не бывает! Провокация! Меня просчитали и теперь пытаются взять на живца! - кричал весь его профессиональный опыт, - Но он же и подсказывал: возможность - уникальна, другой такой не будет никогда."
Поверить в такой подарок судьбы было сложно, но ни мотивация поступков благостного, ни его задумка сомнений не вызывали. Все выглядело логично. Это была чистая авантюра, но именно в его стиле.
-Ну и что будешь делать? - спросил генерал бископа, - Дело, конечно, сложное, но, если получится, считай, что в церкви ты точно уже второй номер. Это еще как повернется, а то и первым станешь.
Знал бы генерал, насколько пророческими окажутся его слова, правда, совсем не в том смысле, который он имел в виду!
- А вы как? Прикроете, если что? Да и помощь бы нужна с вашими на месте, чтобы не решили, что я там какой-то заговор затеял.
- Все будет, не волнуйся. Да, вот еще что. Поскольку у вас вроде как мирная конференция намечается, ты бы еще монахов позвал из Балтии и Уралсиба. С Валаама, например, и других. Причем именно монахов - уж их-то никто не заподозрит ни в какой политике или милитаризме.
Так и договорились. Генерал даже пообещал, что включит заседание Синода в закрытый список мероприятий по линии варты. Тогда уже никто не придерется, а московскому управлению варты будет дана команда не вмешиваться.
Здесь, наверное, пора сказать несколько слов о Москве. По численности населения среди городов НКР она уступала только Киеву и Харькову. Сохранив в тяжелые годы гражданской войны и послевоенный кризис большую часть своей промышленности и высших учебных заведений, Москва позднее развивалась и строилась ровно и неспешно. В 30-е годы там даже появилось метро мелкого залегания, которое постепенно было увязано в единую сеть с городскими железными дорогами. В этом мире Москва строилась практически только на деньги города или частных инвесторов, без привлечения общенациональных ресурсов, и это обстоятельство очень серьезно сказалось не только на архитектурном облике города, но и на формировании характера москвичей.
Они гордились своим городом, были крайне независимы в своих суждениях, но у них не развилось столичного высокомерия. Столичный Киев не любили, считали его излишне суетливым, по южному шумным, жадным и неумным. Да и кому же нравится, когда заработанное твоим трудом уходит в столицу с ее политическими проектами как в бездонную бочку.
"Москва - это Россия, а в Киеве - хохлы!" - эту сентенцию любили повторять москвичи, подразумевая под хохлами отнюдь не этнических украинцев, а всю эту компанию, которая, по их мнению, без всяких оснований сидела на шее трудящегося русского человека.
Состав жителей города постепенно понемногу обновлялся. Уходя на пенсию, многие предпочитали переехать в небольшие провинциальные города или города-спутники - поближе к природе, подальше от шумных улиц промышленной Москвы. Буржуа-рантье тоже не видели ничего привлекательного в суровом климате средней полосы и предпочитали более комфортный юг. Подавляющее большинство взрослого населения, таким образом, составлял трудящийся или учащийся люд. Ну и те, кто обеспечивал бесперебойное вращение всех шестеренок, составляющих сложное городское хозяйство.