– Так!
Чарушин смеется. И я бы повелась на эту эмоцию, если бы его глаза не горели пороком.
Боже…
Кого я обманываю? Все равно ведь ежусь, словно после мороза под солнце ступила. Кожу стягивает дрожью, и демон это, похоже, замечает.
К счастью, мне плевать, что он думает!
И снова я ловлю себя на лжи!
Боже…
Он меня своим взглядом сжигает дотла. Медленно скользит им по губам, шее… груди… Обратный путь гораздо быстрее преодолевает.
Впивается в глаза.
Черты лица заостряются. Ноздри жестко раздуваются на вдохе. Ресницы заторможенно и вместе с тем гипнотически трепещут.
Разве может быть темнота такой горячей?
Вновь мне не хватает воздуха. Снова сокращаются до боли мышцы.
– Возьми мяч, – приказывает таким тоном, словно и правда имеет надо мной какую-то власть. – И подойди к штрафной линии.
– Что ты делаешь? – выпаливаю, едва сдерживая раздражение.
– Помогаю тебе, очевидно же.
– Я не просила!
– Да. И я знаю, почему.
– Не надо… – выдыхаю и прерываюсь. Судорожно втягиваю воздух. – Какими бы ни были твои мотивы, я против.
– Да я правда просто помочь тебе хочу, – разводит руками.
Такой «честный», аж на слезу пробивает!
– А я сказала, чтобы ты уходил, – повторяю достаточно нервно. – Знаешь… Нельзя насильно причинять… Даже добро!
Чарушин упирает руки в бока. Закусывая губы, яростно тянет воздух.
– Нет, не знаю.
– Тогда…
Закончить не успеваю. Он вдруг шагает ко мне, и я, естественно, забываю слова и предназначение языка.
– Если хочешь, чтобы я ушел, сыграем, – выдвигает безапелляционно.
Ответа не дожидается. Пока я напряженно перевариваю все те эмоции, которые ему по каким-то проклятым причинам так легко удается во мне вызывать, сам идет за мячом. Подхватывая тот, сразу же возвращается. А я ведь даже не успела восстановить дыхание.
– Становись на линию, – это указание кивком головы подкрепляет. Я не шевелюсь. Поэтому он, заставляя меня вздрогнуть, окликает: – Лиза? – еще один кивок. – Становись.
Вдыхаю и… зачем-то иду. Сама себе своих мотивов объяснить не могу.
– Прекрати смотреть на меня, – шепчу, останавливаясь напротив кольца.
Чарушин ухмыляется, слегка мотает головой и бросает мне мяч. Ловлю машинально и замираю. Артем же… Не отводя взгляда, как-то угрожающе медленно обходит меня. Верчусь, когда оказывается за спиной. Но он тут же стискивает мои плечи руками и возвращает в исходное положение. Прижимаясь сзади, наклоняется настолько, что я ощущаю его дыхание.
– Прости, что набросился в ту ночь, – говорит приглушенно. Я жутко краснею и едва мяч не роняю. Да что там… Если бы он не держал, я бы и сама свалилась. Только хочу кивнуть в знак того, что принимаю эти извинения, Чарушин добавляет: – Я был пьян.
И я как будто умираю.
Не знаю, почему, но это очень больно. Вот прям раздирает изнутри. На лоскуты рвет, даже вдохнуть трудно.
Осознаю, что все-таки роняю мяч, когда Артем тянется и подхватывает его. С хриплым смешком возвращает обратно в мои руки. Накрывает их своими ладонями, и мне под кожу будто тысячи горячих иголок загоняет.
– Ненавижу эту бездушную резиновую штуку, – шепчу, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение.
Смех Чарушина становится еще более хриплым.
– Дикарка, – выдыхает он. – Ты понятия не имеешь, как это звучит.
– Ну и хорошо… Я не хочу знать… Это только ты… Воспринимаешь все неправильно... – кое-как складываю свои мысли в слова.
Ужас! Звучу так, будто у меня реальные проблемы.
Ужас в тройной степени! Он все еще прижимается ко мне.
– Окей, ты права, – соглашается, но легче мне от этого не становится. – Расслабься.
Издевается?
– Я расслаблена, – обманываю в который раз за этот час.
– Нет, Дикарка, не расслаблена, – вновь понижает голос до тех самых странных интонаций, которые вызывают у меня дрожь. – Ты зажата, как пружина. Вот-вот выстрелишь.
– Так отойди, чтобы я тебя не приложила.
– Поздно, – выдает еще тише. Сипло, словно болеет. Горячие ладони соскальзывают мне на талию, и я не могу их остановить. Дрожать начинаю, так крепко он сжимает. Внутри стремительно пожар разгорается. Нет шансов затушить. Особенно когда Чарушин губами уха касается. – Ты меня уже приложила.
Я содрогаюсь отчетливее, а он еще сильнее сжимает и хрипло выдыхает.
– Давай играть… – голоса своего пугаюсь.
Поэтому почти сразу же затыкаюсь.
Чарушин это замечает и, конечно же, смеется. Недолго, правда. Через пару секунд выдыхает так, словно ему… больно. Резко отстраняется.