– Ничего, – отвечает после паузы. Но по тону понятно, что обманывает. Как всегда. – Смотри, – выдает с отличительным самодовольством, прежде чем я отдаю ему мяч.
Он сразу же пускает его по площадке. Ударяя о цементированное покрытие, свободно и вместе с тем быстро перемещается к кольцу. Я не люблю баскетбол, но… Должна признать, движения и уверенность Чарушина меня завораживают. Он определенно в своей стихии. Совершенно точно любит этот вид спорта. Ему не приходится настраиваться, примеряться перед броском. По крайней мере, со стороны никаких просчетов и колебаний не заметить. Он просто поднимает мяч и отправляет его в корзину – легко и с удовольствием.
Перехват. Пробежка. Второй бросок.
За ним третий, четвертый, пятый… Ни разу не промахивается. Еще и успевает на меня смотреть. Я тоже смотрю. Оправдываюсь тем, что делаю это лишь для учебы. Но на самом деле… Понимаю, что это неправда.
Мне нравится на него смотреть. Нравится, когда он смотрит на меня.
Едва эти мысли формируются до конца, задыхаюсь от потрясения.
– Что такое, Дикарка? – спрашивает Чарушин, продолжая набивать мяч. – Выглядишь так, словно вот-вот свалишься в обморок.
– Зато тебе весело… – шепчу срывающимся голосом.
Нужно отвернуться. Не смотреть на него. Но я не могу.
– Может, потому что я, в отличие от тебя, не зажимаюсь? Расслабься.
– Я расслаблена.
Отчаянная ложь. И Чарушин это прекрасно видит. Снова смеется.
– Давай, Дикарка, твоя очередь, – говорит, прежде чем бросить мне мяч. – Вперед.
Я занимаю нужную позицию. Мысленно прокручиваю все, что Артем говорил.
– У меня ничего не получится, – вздыхаю заведомо огорченно.
Но в стойку становлюсь.
– Получится. В этом нет ничего сверхъестественного, – заверяет Чарушин, становясь сзади меня. Так же близко, как и вчера. – Чуть выше поднимай, – регулирует мои руки.
«Это просто игра», – убеждаю себя я.
Нет причин переживать. Он просто помогает мне.
Тогда почему я ощущаю его возбуждение? Неужели мужчины находятся в таком состоянии постоянно? Да, он ведь сказал, что дело не во мне. И обещал больше не целовать… Мне следует успокоиться. Нет повода для волнения.
«Следующий поцелуй – твой…»
Я уж точно никогда его не поцелую. Можно быть спокойной.
И бедра он мои трогает только для того, чтобы скорректировать позицию.
– Расслабься и бросай, Дикарка.
Выполняю лишь вторую часть указания. Расслабиться даже не пытаюсь. И когда мяч влетает в металлический обод баскетбольного кольца и отскакивает, даже не удивляюсь.
– Я же говорила… – вздыхаю, пока Чарушин идет за мячом. – Ты зря теряешь со мной время.
– Вернись на позицию, Богданова, – строго одергивает он меня. Окидывает каким-то суровым взглядом и пасует. – Сосредоточься и расслабься.
Снова он сзади. Снова я судорожно стискиваю в ладонях мяч.
– Это несовместимо, – замечаю я. – Быть одновременно и сосредоточенным, и расслабленным невозможно.
– Возможно. Сосредотачиваешься зрительно, расслабляешься физически, – поясняет тем же серьезным тоном. Собираюсь возразить, как вдруг ощущаю его ладонь между своих лопаток. Вздрагиваю всем телом. – Вот здесь узел, – говорит Чарушин, надавливая. Прерывисто перевожу дыхание, когда он скользит вниз, проходит под рукой и плавно вверх. Останавливается у основания груди. – Здесь узел, – голос становится тише и вместе с тем грубее. Я не то что не двигаюсь… Едва дышу, пока его ладонь так же медленно устремляется вниз и вжимается в мой живот. – Здесь… – не только слышу этот хриплый выдох, но и чувствую. Обжигает. – Расслабляйся, Дикарка, – шепчет с какой-то странной ласкою и касается губами моего уха. – Расслабляйся.
– Отойди… – только и удается выдохнуть.
Вместо этого Чарушин, конечно же, притискивается еще ближе. Странный звук срывается с моих губ, когда полновесно ощущаю давление его твердости на ягодицы. Узлы, которые он очертил, воспаляются до адового жжения. Да и там… Своей плотью он меня будто насквозь прожигает.
– Отойду, когда ты попадешь в кольцо.
– Это… Это шантаж… Ты не имеешь права так делать… – выдаю больше охов и писка, чем членораздельных звуков.
– Давай, бросай.
У меня нет выбора.
Сосредотачиваю взгляд на кольце. Но все расплывается. Пульс нервными битами взрывает мои виски. Кровь, рванувшаяся по всем путям системы циркуляции, оглушающе шумит и раскаляет тело до одуряющего жара.
Бросаю просто, чтобы бросить. И… вдруг слышу победный выкрик Чарушина. Он грубый, хрипловатый и какой-то волнующий.