— Не нужно смущаться, — сказал папа. — Это вполне естественно. Кто она?
— Да, — подхватил Сэм, — кто эта милашка?
Я впал в панику и ляпнул:
— Ссс… Ссс… Симона. Она из нашего класса.
Мама улыбнулась.
— Ты раньше не говорил, что у вас в классе есть какая-то Симона.
— Да я раньше не обращал на нее внимания, — пробормотал я. — Давайте не будем о ней говорить.
— Нет, будем! — Сэм уже по-настоящему наслаждался. — Расскажи нам, Мэтью, какая она.
Мама с папой смотрели на меня и ждали.
— Ну-у, она такая тихая, довольно умная и, наверное, немножко застенчивая.
— И красотка, правда ведь?
Я прищурился. Я все-таки отомщу Сэму, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни!
— Да, — холодно проговорил я. — Она очень красивая… Такая женственная…
Мама вдруг подтолкнула отца локтем.
— Знаете, мне нужно кое-кому позвонить. Я пойду наверх.
Она многозначительно посмотрела на него и быстро вышла из кухни.
Мистер Бертон
У меня никогда не было проблем по части общения, но, строго между нами, тот разговор с Мэтью и Сэмом «о пестиках и тычинках» не сказать чтобы прошел с ошеломляющим успехом. Некоторые слова и выражения интимного свойства звучали очень странно даже в моих собственных ушах — как будто их никто и никогда не произносил вслух.
Мэтью все пытался меня перебить, говорил, что все это прекрасно знает и незачем вдаваться в такие подробности, но Сэм, к несчастью, оказался страшно наивным по этой части и задавал вопросы, на которые мне довольно трудно было ответить.
Мэтью
Нет, нет, нет! НЕТ! Только не это! Только не на кухне! Не от родного отца! Не надо, пожалуйста, не надо!
Папа, отчаянно подбирая слова и страдая все сильней, пытался рассказать нам о сексе. То и дело наступали долгие мучительные паузы. Когда ему приходилось употреблять слова, которые его смущали — такие, как «презерватив», «эрекция», «сперма» и так далее, — он вздрагивал, как будто они причиняли ему физическую боль.
Можно не объяснять, что Сэм отрывался по полной программе. Он без конца задавал вопросы, от которых мне хотелось спрятаться под стол.
— Значит, у парня при этом… А девчонка… Объясните, пожалуйста, еще раз, мистер Бертон.
И так без конца.
— А что же такое все-таки «безопасный секс»?
«Ну, всё! — подумал я. — Это… это уже слишком! Это официальное объявление войны!»
После Большого Разговора о Сексе мы поднялись наверх. Пока шли по лестнице, Сэм хмурился, как будто все еще обдумывал про себя увлекательные, но и пугающие новые знания о том, как устроены мальчики и девочки. Мы вошли в мою комнату, закрыли за собой дверь, Сэм рухнул ничком на мою кровать, уткнулся лицом в подушку и в диком восторге заколотил по матрасу кулаками.
— Сэм!
Я сгреб его за шиворот, рывком поднял на ноги. В его глазах от смеха стояли слезы.
Я ничего не мог поделать. Я хотел рассердиться, но вместо этого и сам расхохотался как сумасшедший.
Бедный папочка! Если бы он только знал!
10
Катастрофа
Перелет был поганый. Оттолин ни разу в жизни не летала на самолете. Она прочла в каком-то дурном журнале из тех, что приходят к ней по почте каждую неделю, будто бы полет на большой высоте отрицательно действует на людей с силиконовыми имплантантами.
У Оттолин имеются силиконовые имплантанты. В верхней части тела, если вы понимаете, о чем я. По правде сказать, у нее, по-моему, имплантантов даже больше, чем родного тела.
Девять часов подряд она просидела рядом со мной, плотно обхватив себя руками, и шептала:
— Катастрофа, они сейчас лопнут! Знаешь, так бывает. Хлоп! И забрызгают всех вокруг. Я просто чувствую, что они вот-вот шарахнут.
Я купил ей выпить. Потом еще. Когда самолет заходил на посадку, мы уже были, как говорится, в состоянии полной анестезии.
Оттолин
Я все время твердила одно:
— Катастрофа, чтоб тебя черти взяли! Хоть бы все это было не зря!
Чтобы как-то отвлечься, я стала думать о том, на что мы потратим вознаграждение, ну, то есть наследство, или как его там…
Купим себе большой, шикарный дом в стиле ранчо, с просторными туалетами и золотыми кранами в ванной, поближе к Голливуду, чтобы я смогла продолжить актерскую карьеру. У нас будет земля, лошадки, куча горничных и всяких прочих служанок, и все они будут обращаться ко мне очень почтительно, ну, там: «Доброе утро, миссис Лопес», «Я могу идти, миссис Лопес?».