Удовлетворенный, он захлопнул словарь, и с подобием усмешки взрослого над ребенком взглянул на Элинор. Она все еще оставалась такой же упертой, какой и была, когда он покинул ее, бросив в Америке с одиночеством в компании матери и надеждами на самое невероятное и счастливое лето. Интересно, как долго она ненавидела себя, прежде чем возненавидеть его?
Эрл заметил блеск в глазах, поспешно решив, что Элинор вот-вот расплачется и почему-то ослабил хватку и нехотя позволил ей выхватить словарь из руки. Ладонь ее была непростительно холодной для середины мая, так что он даже вздрогнул от такой неестественной температуры, однако сделал вид, что ничего не заметил.
— Август? — он усмехнулся, вернувшись к теме подставки для кружки. — У тебя что, есть парень? Не могу поверить, что ты можешь привлечь внимание парня. Он видел твое розовое белье? Ты должна рассказать о нем и перестать обманывать его.
Ее облило ледяной водой, и холодное тело запылало еще более жарким пламенем. Она знала, что ее так лихорадит из-за Августа и их ссоры. Их… расставания?
— Закрой рот, Осборн, просто заткнись и пей свой кофе дальше, — в конце концов, Элинор все-таки не выдержала. — Надеюсь, ты обожжешь свой длинный язык и больше никогда не заговоришь со мной.
— Он бросил тебя, — догадался Эрл, продолжая сыпать соль на рану. — Из-за твоего истеричного характера? Хотя нет, так долго он бы не смог терпеть. Ты изменила ему? Хотя нет, никто бы не выжил после секса с то...
Эрл не смог договорит, потому что Элинор успела схватить черную кружку с кофе со стола парня и выплеснуть любимый напиток ему в лицо. Темная, к счастью для Эрла, уже остывшая жидкость стекала вниз со светлых волос по скулам и замысловатой абстрактной кляксой, похожей на ту, что показывает психолог и спрашивает, что вы в ней видите (а вы не видите ровным счетом кляксу и ничего больше) впитывалась в когда-то белоснежно-чистую футболку парня.
Парень был так потрясен наглостью и даже, пожалуй, смелостью Элинор, что несколько секунд просто стоял с закрытыми глазами и сжатыми губами. По телу прошла волна облегчения и благодарности законам физике, успевшим остудить кофе к моменту, как эта девчонка совсем сошла с ума. Негодующе оскалившись, он вытер лицо рукой и подарил девушке пугающую угрожающую улыбку. Элинор остыла, однако гордость за себя и испуг все еще мешались в теле, заставляя мурашки электрическим одеялом осесть на коже.
— Надеюсь, ты понимаешь, что только что сейчас сделала?
Внешние хладнокровие Осборна приводило ее в ужас. Она знала: такие на первый взгляд флегматичные люди, как этот «мудак», представляют самую большую опасность, потому что в отличие от взрывных холериков, которые сразу выплескивают гнев, они накапливают и таят в себе обиду и ненависть до тех пор, пока не придумают способ отомстить в два раза жестче.
— Понимаю. И в следующий раз оболью горячим, если еще раз посмеешь совать нос в мои дела, — взяв в себя в руки, защищалась Элинор. — А ты мне что сделаешь?! Ничего! Живешь здесь только благодаря мне.
Эрл рассмеялся ей в лицо. Может быть, он заметил, как Элинор все еще знобит, но она была настолько упертой, что, будучи даже в таком состоянии, притиралась.
— Что ж, — заключил он, наступив вперед, тем самым сделав попытку припугнуть девушку, которая не колыхнулась с места. Они откровенно столкнулись упорными взглядами. — Тогда посмотрим, кто ради кого здесь живет. Ты удивишься, но мне станет гораздо легче, когда ты свалишь отсюда.
Элинор понимала, что имел в виду Осборн: он собирается «выкурить» ее из комнаты. «И почему все так горят желанием выгнать меня отсюда?!» -, поражалась Элинор, но решила, что любой ценой останется здесь. Она и так пожертвовала многим, и сдаваться из-за какого-то Осборна — смешно!
Хотелось залиться безумным смехом, а затем снова заплакать от безысходности всех тех ситуаций, условия которых, наслаиваясь друг на друга, как двусторонний скотч, обхватывали девушку и сжимали ее, и чем дольше это происходило, чем больше она выдыхала, тем меньше кислорода оставалось в легких. И следовало ей подумать только об одной единственной вещи, — как влюбить в себя Осборна и окончательно не сойти с ума, — кислород совсем заканчивался.