С лица светловолосой американки не сползала улыбка, так что она даже забыла о сегодняшнем списывании. Фактически его не было — она написала все сама, потому что ей так и не представилась возможность взглянуть на шпаргалку, из-за которой они с Августом вчера рисковали. Само ее наличие просто придавала ей уверенности, вместе с тем немного страха и чувства шалости, точно она была еще школьницей. Но как только на горизонте появился представитель администрации студенческого общежития и попросил ее к себе, Элинор вдруг отчаянно пожалела о вчерашней деткой выходке, которая обернулась для нее серьезными последствиями.
В том кабинете ее отчитывали как школьницу, которой Элинор так хотелось немного побыть. В чем обвиняли — не понимала, только молчала, виновато нахмурив брови, уверенная в том, что ничего серьезного не случится — никто не видел ее списывания.
— Вы завтра же собираете вещи и освобождаете комнату, мадемуазель Чейз, и будьте благодарны тому, что мы не выносим ваше… грязное деяние на всеобщее обозрение. Видите ли, мы все дорожим честью общежития так, как следовало бы вам дорожить собственной… — медленно, беспристрастно говорил мужчина старших лет, отчетливо проговаривая каждое слово, так что он скривился в раздражении, когда Элинор непонимающе переспросила: «Что? О каком «грязном деянии» Вы говорите?».
— О том, чем вы занимались вчера ночью с молодым человеком в стиральной комнате, — еще раз пояснил он. — Сексом.
— Простите, я не понимаю вас. Вы обвиняете меня в том, чего я не делала.
— Перестаньте отпираться и хотя бы честно признайтесь, — мужчина помотал головой и включил запись ее разговора с Августом, начиная с «давай прямо здесь, на стиралках» Августа и «из-за тебя нас заметят!» Элинор. Девушка опешила, непонимающе открыла рот, хотела сказать, что все это ложь, но потом поняла, что ей нечего сказать в оправдание. «Нет, я с молодым человеком списывала ответы на сегодняшнюю контрольную работу», — узнай это администрация, Элинор выгонят не только из общежития, но и из института. А эта часть их разговора действитльно звучала двузначно.
Но почему Элинор обвинили в ложном, когда могли обвинить в более серьезном проступке, за которым последовало бы исключение? И кто вообще передал эту запись администрации? Что в планах у этого человека?
— А что насчет студента...
— Он не живет в общежитие. Вам нет смысла тратить время на его поиски, — перебила ложью девушка.
— Нам так же сказала студентка, которая передала эту запись, не утруждайте себя покровительством, мадмуазель Чейз, — в том же равнодушном тоне проговорил мужчина. — Вы казались мне приличной девушкой. Что ж, надеюсь, этот парень стоил исключения из общежития.
— Так и есть, — Элинор улыбнулась, скрывая за растянутыми губами негодование и испуг. — Но… не могли бы вы сказать, кто передал вам запись?
— Я бы не стал этого делать, но та девушка настояла на том, что не хочет прятаться под анонимностью, и если вы спросите, смело назвать ее имя. Ирэн Моро.
Элинор улыбнулась еще сильнее, затем простилась и сорвалась с места. Она точно убьет эту завистливую сучку Ирэн, которая давно начала грязную игру.
Ирэн... Высокая, как сама Эйфелева башня, девушка с темными нарощенными волосами ниже лопаток, которые она гордо носит в разновидностях кос, что ей плетет соседка-шестерка. Она делает вид, что самодостаточна, что презирает Элинор, но при этом очевидно для самой же себя ей завидует и невероятно раздражается от всякой ее удачи. Ирэн с самого начала года пыталась обогнать Элинор в оценках, в порядочности, в популярности и даже в наличие парня. Только вот беда — у этой стервы толком ничего не получалось.
И пока Элинор твердым шагом шла к уже бывшей соседней комнате, она не раз задумывалась о том, что Ирэн непременно что-то задумала и что на этот раз она захотела избавиться от Элинор любой ценой.
Элинор еще не думала о том, что лишилась своего места в общежитии, точно это была какая-то шалость месье Симона и Моро. Она не смела даже думать, что комната будет отдана какой-нибудь другой девочке, потому что все это подстроила Ирэн, а проиграть ей — хуже секса на старых стиральных машинах.