Элинор смотрела на Эрла и не знала, что ответить. Хотя, нет, будь это кто-либо другой, она нашлась бы сразу, сохраняя бледность лица, ответила зеркальными словами на услышанные и еще бы добавила немного от себя, а затем, презрительно взглянув в глаза сопернику на прощание, вытолкала бы его за дверь. Но с этим молодым человеком нужно была действовать иначе — а как? Элинор этого не знала, и даже если бы знала, вряд ли бы сумела.
Это похоже на ступор, который заставляет каменеть рассудок, когда однажды вас укусила собака, и затем, через несколько лет вы ее встречаете, уверенные в том, что собака вас забыла и больше не причинит вреда. Вы знаете, что нельзя бросать в нее палки или передразнивать лай — это прошлая осознанная ошибка, и теперь вы просто стоите и смотрите этой собаке в глаза, — она рычит и вот-вот бросится. Тело ваше отказывается от всех действий, которые с торопливым усердием придумал мозг. Вы лишь стоите и думаете: «снова я встретил эту собаку. Снова она укусит меня. Снова я не знаю, как избежать своих ошибок». А может быть, дело не в вас, а в собаке? Может быть, люди причиняли ей только боль, и она просто не знала ласки?
— Просто отдай мне мой телефон, Осборн, — озвучила она самую важную просьбу. Что если Август будет
звонить Элинор, а вместо нее трубку поднимет этот мудак?
— Ты глухая или тупая? Я сказал: у меня его нет.
— Верни. Его. Сейчас же.
— Ты самая узколобая девушка, которую я когда-либо встречал. Я почувствовал такое невероятное облегчение, когда бросил тебя, — как сейчас помню это желание жить дальше, — уехал во Францию, казалось бы, достаточно далеко, чтобы больше не встречаться. Но нет — ты снова стоишь рядом со мной, как три года назад, и снова мне хочется биться головой о стену, и, к твоему счастью, это немного притупляет желание ударить головой о стену тебя. Повторяю в последний раз — мне к черту не сдался твой телефон, как и ты сама.
Элинор как никто другой знала о том, что Эрл уперт как бык. С другой стороны, она также не видела, как смартфон брал именно он, но почему-то была уверена, что парень делал это все назло: сейчас выставляет дурой, а затем незаметно подкинет в сумку и будет глумиться еще сильней. Да, в любом случае, она останется предметом насмешек, поэтому, лучшее, что теперь можно сделать, — просто настаивать на своем.
— Ой, я, кажется, немного не успела предотвратит вашу ссору, милашки-сожители.
Они оба перестали давить друг друга массивным взглядом и резко обернулись к двери: у входа, расслабленно подпирая тонкой фигурой проем, стояла Ирэн Моро. Лицо ее принимало до того виновато-довольное выражение, что взор казался приторным до тошноты.
Элинор сначала почувствовала отвращение от слов девушки, и только затем поняла, что Ирэн стояла все это время и подслушивала. Конечно, с чего бы еще ей быть такой довольной?
Она прошла дальше вглубь комнаты и как бы невзначай протянула Элинор черный айфон, даже объяснившись перед обоими молодыми людьми.
— Ты оставила его в столовой. Я думала, что тебя уже выгнали, поэтому хотела вернуть на парах, но, к сожалению, у нас как-то не заладилось общение, так что совсем вылетело из головы. Но ты уже, как вижу, нашла замену Августу, так что я даже оказала тебе услугу — у тебя есть такое хорошее оправдание на то, что ты не отвечала на его звонки! Немного несправедливо по отношению к нему, да, Элинор?
Элинор бросила телефон Эрлу почти не глядя, потому что теперь эта вещица едва волновала. Девушка резка схватила за запястье Ирэн и повела ее к выходу, та опешила, но не сопротивлялась, наоборот, шла так, словно сейчас она увидит самое драматичное театральное представление по пьесе, автором которой является она сама.
— Что тебе нужно за молчание? — она задала прямой вопрос, чувствуя, что опять проигрывает Ирэн, как еще никогда не проигрывала. А может, она уже проиграла?
Ирэн сверкнула змеиной усмешкой.
— Я не собираюсь молчать о таких больших грязных тайнах маленькой невинной ученицы. Ты проигнорировала мое предупреждение — второе делать я не буду. Пакуй свои шмотки и ищи новый университет. И Августу заодно помоги. Хотя, нет, что я такое говорю? Он не захочет видеть такую предательницу-шлюшку.
— Август поймет меня, — тихо произнесла Элинор, сама не веря своим словам. — Он поймет, что это все — наигранный тобой фарс.
— Мной?! — брюнетка хохотнула. — Жду не дождусь, чтобы посмотреть на лицо месье Симона и Грина, когда ты скажешь то же самое!