Август, который несколько минут назад едва пришел в сознание, сейчас, казалось, был трезвее всех. Хмурость его лица придавала ему едкую серьезность, словно он размышлял о решении мировой проблемы и единственный знал правильный путь к разрешению.
Слова женщины остро ужалили самолюбие Элинор, которая закатила глаза с тяжелым вздохом. Но он не притупил желание девушки высказать все матери в лицо: о том, что она знает об ее изменах отцу и что она сама «распущенная девка»; о том, что она устала от какого-то наигранного контроля, который никому не нужен в этом доме: всем плевать друг на друга; в конце концов, от непонимания и неуважения, получаемое горькими порциями каждый день.
— В этом доме распущенная девка — это… — хотела уколоть Элинор, но ее речь перебил Август, которого родственники даже перестали замечать, перейдя на личности, несмотря на то, что фактически ссора началась из-за него.
— Я парень Элинор, Август, — он мило улыбнулся, как улыбаются порядочные мальчики бабушкам, чью кошку они только что достали с дерева. — Мне жаль, что мы познакомились таким… необычным способом.
Элинор почувствовала, как пальцы Августа ненавязчиво сплетаются с ее. Она опешила от такого заявления, рассердившись и на Августа, который должен был просто незаметно уйти по мнению девушки, чтобы не вызвать еще больших проблем. «Неужели не догадался, идиот?!».
— Ах, Август, — вздохнула женщина, точно вспомнив, почему рассердилась. Ее брови все еще были строго близки друг к другу на тонкой переносице. — Какого черта ты все еще здесь?
— Элинор настаивала на том, чтобы я ушел, — издалека начал он, расплавляя рукой взлохмаченные ото сна волосы. Даже Элинор, все еще ослепленной от обиды, показалось, что он выглядел странный образом мило, как ему это совсем не свойственно. — Она волновалась, что вы можете подумать неправильно об этой ситуации, но пришлось остаться, потому что погода еще более ухудшилась. Но я как раз собирался уходить, но потом пришли вы…
Мать осторожно села на край незаправленной кровати, устало массируя шею. Ее голова была опущена, светлые волосы, давно выбившиеся из неаккуратного пучка, старательное закрывали ее лицо, на которое никто не решался смотреть в страхе встретить слезы, которые и так боязливо скатывались по щекам.
Ее охватила странная эмоция — смесь из всех синонимов к словам «тоска», «злость» и «огорчение». В ней будто произошла какая-то молниеносная химическая реакция, которую никто даже и не заметил.
И самая страшное то, что Элинор тоже переживала это. Но они были настолько далеки друг от друга, что даже не обратили внимание.
— Вы сводите меня с ума, — тихо произнесла та, остынув, как уголек, брошенный в ледяную воду. — Чтобы я вас больше не видела вместе.
— Сегодня? — нехотя уточнила Элинор, подняв одну бровь из-за неподдельного удивления такому патриархальному запрету со стороны непонятной ей собственной матери.
— Всегда.
Миссис Чейз, мать девушки, была отравлена словами, которые она произносила и которые она получала в свой адрес. Она словно пила маленькую дозу безобидного на первый взгляд яда, однако его ежедневное принятие не могло не пройти без последствий. Эти последствия отражались на ее печальным от строгости лице, в нечитаемом взгляде, которому мужчины по ошибки приписывали женскую загадочность; и самое важное — они преображали мысли, спутывая их в многочисленные лабиринты. Женщина была опытна и знала, что сама загнала себя в такую ловушку, но почему-то продолжала злиться на дочь, страдающую не меньше, чем она сама. Хотела бы она найти карту этого лабиринта с его далеким выходом из всех проблем!
В ответ Элинор сжала руку Августа сильнее. Назло матери, решившей, что власть над дочерью не имеет границ. Чтобы знала, что она может приказывать только в бытовых ситуациях, но не в личной жизни. Теперь пари имело для нее еще больше значение, чем раньше.
Да, она сжала его руку сильнее и потянула его вслед за собой, ведомая неожиданным порывом сбежать поскорее туда, где август все еще не пережил ненастье, оставив весь город и двоих молодых людей без света. Он пошел за ней не потому что она тянула его силой, а потому что он сам бы увел ее, если бы Элинор не сделала это минутой ранее.
Они вышли на улицу, перешагнув за порог вместе, но как только оказались на свободе, они расцепили руки так молниеносно, как это делают незнакомцы в метро, случайно коснувшись друг друга. Словно это тяжелое преступление — чувствовать кого-то!
Они молча пошли вдоль улицы, опустив глаза на все еще влажный асфальт, пронизанный дождевой влагой, как и воздух, казалось бы, оставляющий росу в легких. Пахло прошедшей грозой и свежестью летнего утра. Особенный парфюм этого августа.
Вообще-то, парень хотел заметить вслух, что Элинор слишком груба с матерью, которая работала целую ночь, в то время как она спала. Но в конце концов, кто он такой, чтобы делать замечания этой девчонке, у которой нет, вероятно, никаких авторитетов. Когда он знал ее раньше, она была другим человеком. Не винить же девушку в том, что она повзрослела?
— Собираешься домой? — вдруг спросила она, понимая, что они подошли к месту, где жила Миссис Грин.
— Еще со вчерашней ночи, — Август обратил внимание на ухмылку Элинор, которая показалась ему какой-то виноватой и говорящей «прости». «Даже не побеспокоилась, как мне спалось, эгоистка, — подумал тот с долей сарказма, — она должна знать, что я вообще не спал из-за нее».
— Хорошо спал? — напоследок спросила Элинор, действительно интересующая этим, потому что парень выглядел уставшим, на что она не обратила внимания раньше.
С уст Августа сошел необъяснимый для нее легкий смех, и затем она получила непринужденный ответ с такой же эфирной улыбкой.
— Хорошо.
Она рефлекторно натянула кончики губ на несколько мгновений, но затем поймала себя на этом и снова пустилась в детскую задумчивость, в которой она выглядела слишком серьезной для семнадцатилетней девчонки. Понимая, что Августу действительно пора домой, она сделала пару шагов назад и махнула ладонью без слов. Она чувствовала себя тем, кто возвращается с вечеринок самым последним и прощается тоже последним.
Август подошел слишком близко, сделав всего один шаг, и положил теплую ладонь на прохладный лоб Элинор. Она хмуро и недовольно посмотрела на него, как и всегда.
— И все-таки, из нас двоих лгунья — это ты, — это были последние слова парня, которые в тот день услышала Элинор.
Она все думала, злился ли он, потому что он не звал ее гулять, потому что не «доставал» своим присутствием и пари. Элинор снова осознала, что зависит от этого парня, и страшно испугалась: а не проигрывает ли она?!
Затем она размышляла, было ли это его стратегией или импровизацией. И когда друзья одергивали Элинор и спрашивали, случилось ли что-нибудь, она задумчиво качала головой и продолжала ругать себя за то, что была такой легкомысленной. Напомнила себе, что это игра, а Август, как уже замечала Элинор, хороший игрок.
***
Она лежала на спине, сложив носочки ног на колени Марка, сидящего неподалеку на диване. На ковре расположилась Айви, рисующая Итана угольным карандашом на пожелтевшем от времени листке. Итан копался в айфоне в надежде найти какое-нибудь мероприятие на сегодняшний вечер.
— А, да, вспомнил, что хотел спросить, — переведя тему разговору, произнес он, не отрывая взгляда от телефона. — Ты практически ничего не рассказала об Августе, Элинор.
— Он приставал к тебе, и ты назвала меня своим парнем? — добавил еще один вопрос Марк.
— Все вокруг только и делают, что твердят о нем, как о знаменитости, — девушка ответила с тяжелым вздохом. — Август — он как бы… мой знакомый? То есть, он временно живет на моей улице, так что мы иногда пересекаемся.
— Но он ведь не престает к тебе? — обеспокоенно повторила Айви.
— Э… — в памяти девушки всплыли моменты, когда она вешалась на шею Августа, как он нес ее на руках, как они обнимались и спали в одной кровати. — Нет, не думаю.