Она снова попала в колючки мужской насмешки, на этот раз слегка царапнувшей не ее самолюбие, а здравомыслие. Август держал руки за спиной, не касаясь ни одного одной клеточки ее кожи и тем более — губ.
— Так лучше, согласись? — он подставил щеки с маленькими ямочками теплому тускнеющему небу, словно улыбаясь не Элинор, а своему отражению в нежном небосводе. — Не забудь моргнуть в следующий раз сама.
— Перестань, — Элинор обременено выдохнула, показательно моргнув и смахнув наступившие из-за ветра незаметные слезы, — перестань приближаться к моему лицу. У меня остается отвратительное, мерзкое чувство…
— Фрустрация, — перебил Август и кивнул, словно поставив ей диагноз неизлечимой болезни.
— О, нет, — девушка слегка хохотнула. — Каждый раз, когда ты так делаешь, мне страшно за здоровье моих губ, на которые ты смотришь с такой жадностью, словно собираешься раскусить их своим взглядом.
— Как внимательно ты следишь за моим взглядом, — он пристально всмотрелся в глаза Элинор, мерцающие тонкой огранкой мягкости вечернего неба, такого тонкого, словно мягкие прозрачные линзы, заметить которые способен не каждый.
Август давно обратил внимание, что глаза людей имеют странное свойство блестеть, но лишь изредка, подчиняясь свету и эмоциям, как новым законам, установленными наблюдательными личностями. Глаза Элинор сверкали всегда — эта девушка была маленьким исключением, крошечным открытием и любопытным экземпляром. Если бы он был биологом, если бы он имел талант не только к наблюдению, но и к точному эксперименту, он бы изучил ее, измерил бы каждую ее частицу и открыл новую вселенную, случайно решив эту непростую формулу ее короткой жизни.
— Считаешь меня красивым? — Август добавил после продолжительной паузы, вспомнив вопрос ее матери.
— Если лишить тебя твоего невыносимого характера… — девушка внимательно осмотрела лицо, с неподдельной серьезностью анализируя все факты, точно сдавала экзамен. — Эх, нет, все равно нет, увы.
— Поспорим, что изменишь свое мнение?
— Больше не буду с тобой спорить, — та натянула кончики губ, изобразив подобие улыбки. — Поэтому, я лучше пойду домой.
— Не забудь, я жду тебя в одиннадцать ночи, — на прощание добавил Август.
Элинор сделала вид, что не услышала его. Ее фигура стремительно отдалялась, пока совсем не исчезла в горизонте августа. В мыслях парня она все еще была близка.
***
В ночном океане плавают только рыбы, влюбленные и безумцы. Впрочем, некоторые не видят разницы между последними.
Когда она отталкивалась тонкой ножкой в единственных белых кроссовках по шершавому уличному асфальту, чтобы ее скейтборд прокатился еще несколько метров, с шумом постукивая резиновыми колесиками; когда ее грязно-розового цвета джинсовые шорты высокой посадки сливались с последней полоской сгоревшего неба; когда вольноотпущенные волосы подхватывались встречным ветерком, щекочущим ее обнаженный живот; когда Марк подталкивал ее сзади, а Итан рассказывал шутки, над которыми своим неповторимым смехом смеялась Ви, тогда улыбалась Элинор, ощущая в каждом мгновенье юность. Юность, в которой и ради которой она жила.
Когда друзья оказались на своем любимом пляже, настолько родном, что они даже иногда забывали, как многим людям он принадлежит, они быстро обнаружили искомую компанию. Там было уже около четырех человек, но когда они встретились, то быстро запомнили друг друга.
Брианна, что приветливо поприветствовала всех, но особо тепло Элинор, познакомила их со своими друзьями.
Скарлет, сразу нашедшая общая язык с Ви. Она мыслила очень зрело — это заметила Айви, болтавшая, именно «болтавшая», как о пустяках, словно известным и очевидным, об абстрактном экспрессионизме. Брианна успевала поддерживать разговор не только с ними, но и с Беллой, загорелой и фигуристой девушкой, опускавшей похабные шуточки в адрес Итана, который, впрочем, нашел эту персону немного легкомысленной, очевидно пошлой и слегка пьяной. Итан приглянулся и Брианне, изредка успевавшей многозначительно улыбнуться ему на комплименты. Только улыбка Брианны не была столько откровенна, как улыбка ее подруги — нет, в ней была загадочность, которую нужно было разгадать, чтобы понять, была ли эта улыбка жестком скромности, благодарности или легкого шлейфа высокомерия.
Марк общался с Августом. Элинор беспокойно осматривала их хмурые серьезные лица, на которых иногда оставались следы попыток поиска общего языка и искреннего смеха. К счастью, эти двое спустя некоторое время все-таки оставили друг друга — они были антиподами, и потому их общение не развивалось дальше обывательских вопросов и ответов на них. И Элинор понимала это: Марк — реалист, воплощение практичности действий, твердых теорий и холодности чистого математического склада ума; а Август — это сосуд с острым и горьким, сладким и кислым, с постоянным анализом и поиском, с проблемой и ее решением; с целью понять, что не понимают другие, но не просчитав все наперед, а порывисто вскакивая с места; он есть огонь, согревающий и обжигающий по своему желанию.
Марк — тот, кто будет смеяться, если смеется Элинор. Август — тот, из-за кого Элинор начнет смеяться.
— Кто из них твой парень? — это спросил молодой человек двадцати лет, один из знакомых Брианны. Он был, пожалуй, самым привлекательным из всех: высокий, накаченный, он держался довольно расслабленно, но при этом прямо и уверено, как будто всегда имел идеальную осанку. Он улыбался непринужденно, стоял, облокотившись спиной о свою машину, из которой играла песня AJR «Weak», часто «крутившаяся» по радио.
— Никто, к счастью, — с иронией ответила Элинор, оторвав беспрестанный взгляд от «своих мальчиков». — С чего ты вообще решил так?
— Ты смотрела на них, как школьница на студентов, — незнакомец хмыкнул, скрестив руки на груди. — Кто тебе больше нравится?
— Честно? — она вздохнула, молниеносно осмотрев обоих. — Ты.
Парень улыбнулся, слегка хохотнул, оценив мини-шутку, отвернулся, будто слегка смутился, и затем так же легко продолжил разговор:
— Я бы ответил взаимностью, однако сначала мой взгляд на твою подругу, которая сейчас болтает со Скарлет, — он кивнул в сторону Ви, которая не обращала внимания ни на кого, кроме своей собеседницы. — Уверен, она очень интересный человек. И очень красивый человек.
— Да, ты прав, но даже не надейся на взаимность: Айви нравятся только умные парни, — задумчиво произнесла Элинор, сразу не поняв, что съязвила. Удивительно, она уже перестала замечать за собой эту колючесть, на которую жалуются другие. — Ой, я хотела сказать, что ей нравятся рассудительные, интеллигентные парни, то есть, ты не тупой, я…
Голос парня снова принял форму легкого смеха, короткого и искреннего.
— Когда ты перестаешь задирать людей? — прямолинейно спросил он, отыскав во взгляде девушку щепотку стыда.
— Когда напиваюсь, — после этих слов парень протянул ей бутылку с едва тронутым алкоголем. Элинор мгновенно оживилась и энергично помахала головой, вежливо отказываясь от «дара». — Я не пью с незнакомцами.
— Я Остин, рад знакомству, — он взял ее руку и пожал с воспитанной осторожностью, будто дотрагивался до ладони принцессы, которая застенчиво отводила взгляд в сторону. Только Элинор не было принцессой, а потому откровенно пялилась на Остина, удерживаясь от грубости, которой она случайно могла его тронуть. — Ну вот, теперь я не незнакомец, так что ты спокойно можешь выпить и стать хорошим человеком.
— Остин? Тебя назвали в честь магазина? — все-таки Элинор не смогла оставить комментарий при себе.
Парень хмыкнул, попытался посмотреть на нее хмуро, но его улыбка все еще выдавала неспособность обижаться на подобные мелочи.
— В честь дедушки, наверное, но давай лучше будем считать, что в честь Дея Остина*, - он пожал плечами и отдал алкоголь Элинор, которая смиренно приняла его с мыслью о том, что она может позволить себе выпить хотя бы немного, потому что она странным образом устала от самой себя.