— Я помогу тебе, если ты поможешь мне, — заявила Элинор. — Моя мама работает в больнице. Если я свяжусь с ней, то спрошу о твоей бабушке, так что тебе не придется никуда ехать.
— Ты не помогаешь мне, ты помогаешь себе, — однако, Август все-таки перестал пытаться покинуть девушку. Он стоял неподвижно, почти не дышал, словно желая услышать частое дрожание девичьего сердца. Элинор поняла, что больше нет необходимости удерживать парня силой, стоять рядом с этим «мудаком» и умолять его, втаптывая в грязь собственную гордость… но почему он излучал такой приятный аромат безмятежности и мужского одеколона? Разве бывает так, что хочется сбежать и остаться подольше с одним человеком?
— Почему вдруг замолчала? — голос Августа осел бархатной вуалью на уши Элинор. Она сглотнула, собираясь ответить, и прежде чем с ее уст слетели тихие слова, он расслышал, как разъединились ее карминные губы, застыв в неуверенности.
— А что? — в этой фразе плескалось безобидное лукавство, созданное легкой улыбкой. — Из-за моего милого голоса расползаются приятные мурашки по шеи, да?
Он хмыкнул и неожиданно взял руку Элинор, поднесся к шее, ее тонкие пальцы нехотя медленно коснулись тонкой атласной кожи.
— В следующий раз не говори подобные глупости, чтобы не снова не пришлось доказывать обратное, — отдалившись от девушки, пояснил парень. — И тебе не кажется, что нужно зажечь свечи, чтобы мы не сидели в темноте? Такой вот маленький лайфхак тебе на будущее.
— Как ты можешь выиграть пари, — снова повторила недавнюю фразу девушка, — если ты портишь все самые романтические моменты?! Мудак.
— Что романтичного в ночном бардаке, стихии за окном и боящейся темноты семнадцатилетней девчонки? — машинально спросил Август, задумавшись лишь после сказанного, как интересно звучат эти словосочетания.
— Возьми меня за руку.
— Что? — Август поднял брови, слегка удивившись такому рода приказа со стороны девушки.
— Свечи в моей комнате, — она крепко сжала ладонь парня, осторожно рассекая шагами густую темноту, которой наполнен большой пустующий дом.
Они шли не спеша, замечали перед собой лишь очертания объектов на своем пути. Самым сложным была лестница со ступеньками, потому что Элинор шла слишком медленно, словно находилась на шатком подвесном мосте, а это раздражало Августа так, что он был готов взять донести ее на руках, если бы они хоть одной минутой дольше.
— Когда ты уже перестанешь хватать меня за руку? — поинтересовался тот, наблюдая за тем, как Элинор пытается найти свечи, освещая полки тускнеющим телефон, который уже выключался из-за отсутствия зарядки. К счастью, она успела узнать у мамы насчет бабушки Августа — та не брала трубку, потому что была на процедурах. С ней все хорошо. Мама была насторожена из-за того, что оставила дочь одну в темном доме, и та чуть не проболталась, что не одна. Но, наверное, мама волновалась бы гораздо больше, если бы узнала, что Элинор с Августом.
— Ты думаешь, что я защищу тебя от призраков? — задал новый вопрос парень, получив игнорирование в ответ на предыдущий. — Ни за что бы не стал это делать.
— Мудак, — недовольно фыркнула девушка, безрезультатно пытаясь найти свечи в шкафу. — Может, ты сам боишься? Может, это мне надо тебя защищать.
— Да куда уж там, — саркастически заметил Август, развалившись на кровати девушки. — Ты боишься очертания растений, о чем речь.
Элинор нашла несколько восковых свечей. Одна из них была совсем маленькая, зажжённая уже не один раз, другая была немного повыше, а третья находилась в стеклянном стакане и источала приятный запах чайного дерева. Они спустились на кухню, где нашли спички, с помощью которых подожгли фитильки на каждой.
Гостиная была озарена дрожащим янтарным светом, отбрасываемым от предметов несоразмерные тени. Тепло и спокойно было около маленького пламени свечи, который заколдовывал своим очарованием сознание Элинор, убаюкивал ее мысли и разум, словно предлагая ей почувствовать мирное шуршание горячего огонька внутри себя; словно приглашая ее в век, когда не было электричества, когда не было телефонов, когда молодая пара влюбленных людей смотрела друг на друга сквозь призму ласкового огонька, то и дело норовящего потухнуть, превратившись в тонкую струю дымка, охватывающую мрак.
Август наблюдал за ней: за ее оживленным взглядом, за глазами, сверкающими так, как сверкают они у детей, увидевших радугу; за губами, подобные цветущим плодам вишни после весеннего дождя — еще незрелыми, но чарующими; за пшеничными волосами, рассыпанными по голым плечам, пряди, которые нежно гладили ее лицо, и те, что она осторожно убирала, касаясь светлого лба тонкими ухоженными пальцами. Во всех ее чертах, насколько бы обычны они ни были, находилось что-то, на что хотелось смотреть, как она смотрела на пламя свечи — до тех пор, пока охватывают светом.
Он был расстроен, даже рассержен на себя за то, что так хорошо запомнил лицо Элинор находясь в полумраке. Молчание угнетало его еще больше, потому, что когда Элинор молчала, когда не смотрела на него так, будто желает передавить его сонную артерию одним лишь грозным взглядом, она была милой. Она была симпатичной, должен был он признать. Впрочем, он поспешил успокоить себя тем, что когда он увидел ее впервые, то также нашел ее внешность привлекательной. Но он не смел допустить мысли, что она была красивой. Нет, лишь симпатичной. И только.
Стихия за окном постепенно утихала. Дождь обессилел, ветер перестал порывисто срывать листья с деревьев и ломиться в окно ревущем воем. На место шторма приходила тишь, скромно вытесняя шероховатый шум.
— У тебя есть спиритическая доска? — вдруг спросил Август, привлекши взгляд Элинор на себя.
— Что? Спиритическая доска? — сделав вид, будто не расслышала, спросила девушка. — Почему ты спрашиваешь?
— Видимо, есть.
— Нет! — отрицала она. — Даже не надейся на то, что я дам ее тебе.
— Чего ты боишься? — Август вопросительно взглянул на девушку, которая прямо смотрела на него: ей не было стыдно за свои страхи, словно они были хорошо обоснованы. Будто бы она хотела сказать, что Август просто ничего не понимает. — Ты что, серьезно веришь в духов и призраков?!
— У меня есть причины, ясно? — Элинор выглядела убедительной, уверенно скрестив руки на груди, хотя она выглядела скорее обиженной.
— Ты когда-нибудь вызвала духов? — последовал вопрос.
— Нет.
— Именно поэтому ты в них и веришь, — Август сделал вывод, улыбнувшись на этот раз без насмешки.
— Тебе что, тринадцать лет, чтобы духов вызывать?
— Нет, но я не могу развлекаться, просто смотря горящую свечу, как это делаешь ты, — в ответ на эту реплику Элинор закатила глаза, цыкнув. — Телефон разрядился, электричество выключено, погода становится лучше, мне скучно сидеть здесь с тобой, поэтому перестань быть эгоисткой и позволь мне уйти домой.
— Ты гребанный шантажист, — рассерженно сказала Элинор, наблюдая за тем, как нормальная улыбка Августа превращается в усмешку. — Поклянись, что не будешь двигать указатель.
— Если не я, то кто? Смысл играть?
— Август!
— Хорошо, я клянусь, что не буду двигать указатель, — согласился парень, но его голос не казался серьезным. Он вообще не верил в духов, призраков и, тем более, в то, что спиритическая доска работает. Август был скептиком, ему лишь хотелось понаблюдать за реакцией Элинор — способ развеять скуку.
Девушка первые несколько минут все еще пыталась отговорить парня, найти альтернативное занятие, но Августу хотелось немного поиздеваться над ней, поэтому ни на что другое он не соглашался. Тогда у Элинор не было выбора — ей пришлось идти на чердак, конечно же, потащив вместе с собой парня, где она когда-то заметила этот ужасный предмет, завернутый в черную плотную ткань, словно какая-то ужасная вещь. Доска была старой, пыльной и принадлежала еще бабушке, в чьем детстве было не так уж и много забав. Они вернулись в гостиную и расположили деревянную доску на кофейный столик, обставив ее свечами по бокам.