— Ах, неужели? То есть я мог сказать, что поматросил тебя и бросил мести ради, а она святая великомученица, так, что ли?
— Так! Мама просто защищала меня. От тебя…
— От меня? О, ну супер! Только если я такое чудовище, как она говорит, то почему не сдал тебя ей со всеми потрохами мести ради, м-м? Нет! Вместо этого я на всю эту хрень лишь рассмеялся ей в лицо и заверил, что потерял к тебе всякий интерес сразу же, как только узнал, чья ты дочь. На том и разошлись. Хочешь скажу почему? Потому что я испугался, что могу навсегда потерять тебя!
— И поэтому ты не писал и не звонил мне два дня?
— Откуда мне было знать, что твоя мать наврёт тебе про меня с три короба? Она, конечно, у тебя женщина загадочная, но я даже не подозревал, что она ещё и лживая дрянь.
— Это не ответ на мой вопрос, Ярослав!
— А почему ты не сказала правду, Истома? — резко и осуждающе перебивает меня парень, чем вгоняет меня в состояние мрачной и тупой апатии. — Или я так и должен водить вокруг тебя хороводы, пока ты прикрываешь не наш тыл, а только защищаешь секреты и интересы своей матери?
— Яр…
— Ты врала мне! На кой, спрашивается? Я что, на балабола, по-твоему, похож?
— Вы — враги. Хочешь сказать, нет?
— Какие, в задницу, враги? Я твою мать не трогал вообще! Мне на неё максимально фиолетово. Это она на весь класс обозвала меня тупым дегенератом и иже с ними.
— Она не могла, — жёстко встала я на защиту матери.
— Ну ок, не могла, значит, не могла. А я тогда тут всего лишь милый сказочник, да? — психанул Басов и развернулся с явным намерением уйти, но я тут же кинула ему в спину.
— Возможно так и есть, Яр. Тогда было бы легко объяснить, как так получилось, что я неожиданно стала тебе интересна. Сегодня я всего лишь Кочка и невидимая Вешалка. Завтра — пошли на свидание, Истома. Всё сходится, Яр. Ты просто узнал, что я дочь ненавистной учительницы литературы и решил за мой счёт устранить все свои проблемы. Ну и как, теперь ты счастлив?
— Прямо монстр! Чудовище! — хмыкнул Ярослав грустно и покачал головой. — Но я ничего не буду больше доказывать. Не вижу смысла.
— Конечно, Яр. Ты ведь уже поставил точку, не так ли? Ты добился своего — заткнул моей матери рот, именно поэтому не писал, не звонил и с понедельника не говорил со мной.
— Я не делал этого, потому что ты выбрала не меня!
— Это не так! — запротестовала я.
— Так! А я вот защищал тебя до последнего, Истома. Враги, месть, жестокие игры — что ещё ты хочешь повесить на меня? А в чём моя настоящая вина, скажи? В том, что я не способен проникнуться бредом воспалённого сознания того или иного писателя, поэта, так? Гоголь — был шизофреником. Булгаков плотно сидел на наркоте. Есенин — алкоголик с психозом. Маяковский, Некрасов, Толстой грезили о самоубийстве, пребывая в затяжной депрессии. Ой, ну простите, что не восхищаюсь этими ребятами и не понимаю, почему подобные личности должны учить меня жизни! Но это просто выдуманные истории. Они не несут для меня никакой практической пользы, а лишь воруют моё драгоценное время. Я пытался объяснить это твоей матери. Честно. Без экивоков. Но она встала в позу и принялась меня топить уже просто из принципа. А теперь и нас с тобой.
— Нас с тобой никогда не было, Ярослав, — слёзы всё-таки закапали из глаз, — никогда…
— Истома…
— Уходи.
— Но…
— Уходи! — крикнула я и прикусила кулак, чувствуя, что окончательно сломалась под его прессом. А Басов, будто бы мало ему было моих страданий, напоследок ещё раз меня пнул. Больно!
— Это не я монстр, Истома, а твоя мать. И очень жаль, что ты не видишь, как она насилует твоё сознание и перемалывает его, преследуя только одну цель — сделать из тебя безвольную марионетку, которая будет безропотно заглядывать ей в рот всю оставшуюся жизнь. Когда очнёшься от её лживого гипноза, спроси у себя — с кем ты можешь дышать по-настоящему? Со мной? Или с ней?
— Уходи, — шептала я, глотая слёзы и качая головой.
И он всё-таки ушёл, так ни разу и не обернувшись. Ни разу…
Глава 35– Расставляя приоритеты
Вероника
Меня ломало. Суставы будто бы выкручивало, и кровь сворачивалась в венах, превращаясь в тугие хлопья. Ничего не хотелось больше, ни есть, ни спать, ни дышать. Особенно когда мимо меня по коридорам гимназии с пустым и остекленевшим взглядом проходил Басов. В эти моменты я подумывала о том, чтобы руками выломать себе рёбра, выдрать из груди потрёпанное, кровоточащее сердце и швырнуть его к ногам этого лживого гроссмейстера.
— Вот, смотри! Это всё ты! Оно из-за тебя такое… и без тебя…