Андрей Сергеевич. Для меня ни красивей тебя, ни моложе нет женщины!
Анна Павловна (забывшись). Вот я действительно девчонкой с ума сходила по тебе… Вот я тебя и ревновала, и ненавидела девочек, с которыми ты любил играть…
Андрей Сергеевич (целуя её руки). Милая, милая!
Анна Павловна. Я всегда думала, где-то ты и что делаешь.
Андрей Сергеевич. Нита, да ты любишь меня! Любишь меня! (Бросается к ней.)
Анна Павловна (быстро вставая с дивана и стараясь освободиться от него). Боже мой, Андрей Сергеевич, до чего мы размечтались! Мы, кажется, действительно вообразили себя детьми…
Андрей Сергеевич (удерживая ее). Нита, не принимай этого тона… Не лги самой себе. Не может быть, чтобы ты, красивая, здоровая девушка, не мечтала о том, который должен тебя полюбить? (Всё более и более увлекаясь.) Днём ты трудишься, работаешь, отдаёшь себя другим, но когда наступает вечер, всё погружается в тишину, твоё сердце должно рваться от тоски… Тогда ты, наверно, подходишь к окну и глядишь в сад, где каждый куст, каждая лужайка должны вызывать мой образ… А звёзды? Разве не ты в детстве научила меня отыскивать Большую Медведицу? Нет, ты готова для любви, твоё сердце не знало только, кого назвать? И вот — я пришёл, я разбудил тебя, моя спящая царевна, ты меня любишь, и ты будешь моя! Эта рука моя, да?
Анна Павловна (стоявшая все время, стыдливо отвернувшись). Не теперь, не теперь! Боже мой, я так взволнована, всё это так неожиданно… Не говорите ничего больше… после, после…
Хозяйка дома покорена коварным Дон Жуаном столь же легко, как и горничная. Разумеется, в данном случае соблазнитель играет на совершенно иных струнах женской души, он не пользуется стандартными приёмами, применяя индивидуальный подход.
Но в доме есть и третья девушка, молодая гимназистка. «Охотник за белой дичью» не может упустить и её.
Андрей Сергеевич (удерживая её). Нет, вы постойте, постойте, маленькая фея! Скажите мне, что делали вы в саду в эту чудную лунную ночь? Мечтали?
Люся кивает головой.
О чём? О ком?
Люся. Этого вы не узнаете никогда!
Андрей Сергеевич. Нет, узнаю! Вы сейчас же мне это скажете!
Люся. Я? Ни за что!
Андрей Сергеевич. Скажете… Пожалуйте сюда… (Подводит её и ставит в лунный свет.) Вот видите — солнце — это судья людской совести, это какой-то прокурорский глаз на небе. Праведники да, узворят, орлы смотрят солнцу в лицо, мы же, грешные люди, не можем. Солнце заставляет нас плакать, солнце ослепляет нас, то жжёт нас своими лучами, то, спрятавшись, заставляет страдать нас от холода… Солнце наш властелин, а месяц — друг… Краткий, волшебный месяц — друг и покровитель влюблённых… Какой дивной бледностью покрыты теперь ваши черты, как серебрятся эти покорные локоны! (Наклоняясь к ней, страстно.) Люся, ты обо мне мечтала?
Люся (дрожа, шёпотом). Я не скажу… Не скажу…
Андрей Сергеевич. И не говори, моя маленькая фея! Месяц сказал мне за тебя… Я знаю твою тайну… (Обнимает и целует.)
Люся. Андрей Сергеевич! Зачем вы это делаете?
Андрей Сергеевич. Затем, что ты — прелесть! Затем, что с тех пор как я вошёл сюда и увидел тебя, я сам не свой, твоё невинное лицо очаровало меня, твои детские, наивные глаза стоят передо мною… Скажи, дитя, ты можешь полюбить меня… Да? Полюбишь?
Люся (в сильном волнении). Мне кажется, что да… да… Ах, как мне стыдно! (Закрывает лицо руками.)
Андрей Сергеевич, не отнимая рук, целует и руки, и лицо.
Как видите, и в этом случае Андрей Сергеевич даёт девушке то, о чём та сама мечтает, не более. Все три девушки верят соблазнителю, потому что, как сказал Пушкин, сами обманываться рады. Их унылая и скучная до приезда столичного Дон Жуана жизнь волшебным образом преображается. И сами они меняются. Возьмём, например, хозяйку дома, все интересы которой ранее составляли поросящиеся свиньи в хлеву и раны местных крестьян: