Я вот уж несколько месяцев никуда не ездил, и потому журнал нашел для меня кучу дел в Нью-Йорке. Скотина Алан, адвокат Экс, заявил в суде, что причиной наших бед были мои разъезды – особенно после смерти Ральфа. И хотя утверждение это верным не было – мы с Экс сами придумали его для обоснования развода, – мне и вправду всегда нравились неотделимые от моей работы поездки. Викки за всю ее жизнь видела только два ландшафта: плоские, безликие, мрачные прерии вокруг Далласа и нью-джерсийский, странный, словно бы не от мира сего. Но скоро я покажу ей Средний Запад, где во влажном воздухе грузно витает вечная неизменность, где мне довелось учиться в колледже.
Да, действительно, жизнь спортивного журналиста выглядит именно так, как вы себе представляете: самолеты, аэропорт прибытия, аэропорт отбытия, отель в деловом центре города – вселение-выселение, часы ожидания в коридорах и раздевалках, арендованные автомобили, перепалки с отельными коридорными. Ночные выпивки в незнакомых барах, пробуждения перед рассветом – совсем как сегодня, – попытки воссоздать полную картину чего-то. Однако есть у этой жизни и крепкая основа, без которой я, наверное, не прожил бы – во всяком случае, счастливо. Ты очень скоро понимаешь, что не существует ничего, способного поссорить тебя с самим собой. А в любом из хорошо известных тебе и неизвестных вовсе городов, во всех этих Милуоки, Сент-Луисах, Сиэтлах, Детройтах, даже в твоем Нью-Джерси может случиться нечто многообещающее, неожиданное. Женщина, с которой я сошелся в колледже, где недолгое время преподавал, сказала однажды, что я страдаю от чрезмерного обилия возможностей выбора, что меня никогда не подгоняла жестокая необходимость. Она заблуждалась, это не более чем иллюзия. Все, что нам требуется, – это как раз обилие возможностей выбора. И, оказываясь посреди кирпичных вывертов американских городов, я именно его и ощущаю. Избыток возможностей. Я ничего о них не знаю, однако они, вполне вероятно, таятся где-то здесь, поджидая меня. Да ладно, пусть и не поджидая. Тебя волнует прелесть новизны. И особенно радует замечательно продуманное освещение какого-нибудь ресторана. Таксист, у которого есть что рассказать о своей жизни. Небрежно напевный голос незнакомой женщины – ты не знаешь ее, но волен слушать в баре, в котором никогда не был, в час, обычно заполненный одиночеством. Вот что поджидает тебя. И что может быть лучше? Загадочнее? Достойнее предвкушений? Да ничто. Решительно ничто.
Светильники на теннисном корте Деффейсов гаснут. Терпеливый, беззаботный, по-прежнему приглушенный голос Делии Деффейс принимается уверять мужа, Каспара, пока они идут в отглаженных белых костюмах к дому, что играл он превосходно.
Небо стало молочно-белым и, хоть сейчас весна и Пасха уже на носу, в утре ощущается нечто до странности зимнее, кажется, что высокая дымка замалевала звезды. И луны тоже не видно.
Полицейский наконец насмотрелся на меня и неторопливо выехал из ворот кладбища на безмолвную улицу. Я слышу, как на тротуар плюхается газета. Издали долетает шум электрички, идущей в Нью-Йорк, вскрик, с которым она останавливается у нашего вокзала, – звук всегда утешительный.
Коричневый «сайтейшн» Экс останавливается перед мигающим красным светофором на углу улицы Конституции, напротив новой библиотеки, потом медленно ползет с включенным дальним светом по Сливовой вдоль кладбищенской ограды. Олень исчез. Я иду к воротам, чтобы встретить ее.
Экс – исповедующая старомодные взгляды женщина из Бирмингема, с крепкими мичиганскими корнями; я познакомился с ней в Анн-Арборе. Ее отец, Генри, был лучшим в его поколении либералом в духе «Елейного» Уильямса; он и сейчас владеет фабрикой, которая штампует резиновые уплотнения для огромного агрегата, который штампует крылья автомобилей, правда, теперь Генри республиканец и богат, как фараон. Мать, Ирма, живет в Миссии Вьехо, с отцом она разведена, но все еще регулярно посылает мне письма и верит, что мы с Экс в конце концов воссоединимся, – мне это представляется таким же возможным, как и все на свете.
Экс могла бы, если б захотела, вернуться в Мичиган, купить кооперативную квартиру или дом в стиле «ранчо», а то и поселиться в поместье своего отца. Мы обсуждали эти возможности во время развода, и я ничего против них не имел. Однако она слишком горда и независима, чтобы вернуться домой. К тому же для Экс очень важна идея семьи, она хочет, чтобы Пол и Кларисса жили поближе к отцу, мне же приятно думать, что она сумела приладиться к ее новой жизни. Есть люди, которым не удается по-настоящему повзрослеть, пока их не оглоушит хорошая, полноценная утрата, – в определенном смысле наши жизни нагоняют нас и захлестывают, словно волна, с головой, так все и идет.