- Нужно обязательно хорошо сыграть в Лондоне, - решает Алехин. Есть еще идеи, вот только бы физически окрепнуть. Вспоминаются давнишние анализы вариантов, открываются новые ходы. Дебютная подготовка достаточна. Одновременно приводится в порядок гардероб - поизносился. Ничего, в Лондоне подкреплюсь!
В один из дней Люпи приносит письмо... Уже по виду португальца Алехин понял - произошло что-то страшное. В письме организаторы пишут: ввиду ультимативного требования американцев вынуждены отказаться от приглашения Александра Алехина. Как это может быть?! - не понимает в первый момент Алехин. Чемпиона мира не пускают в турнир!.. Позже в Лондоне было много споров. Вдохновляемая американцами Р. Файном,
А. Денкером и Г. Штейнером группа неуместно энергичных шахматных мастеров самовольно взялась судить Алехина - его выступления в турнирах в годы войны расценили как коллаборационизм. При этом забыли об участии многих других мастеров в тех же турнирах. Когда позже той же группой было предложено снять с Алехина звание чемпиона мира и разыграть его между несколькими гроссмейстерами, список включал и Р. Файна. Смысл этого позорного судилища стал ясен.
Униженный и оскорбленный проводил свои дни в холодном номере Эсториаля шахматный король. Часто приходила мысль о самоубийстве - что мучиться, чего дальше ждать? До отчаяния доводили сердечные боли, приступы гипертонии. Покончить разом со всеми муками, не будет больше ни физических терзаний, ни моральных.
В один из таких вечеров в дверь постучала горничная. Телеграмма... Уже первое слово наполнило износившееся сердце Алехина неповторимой радостью. Удивленная, глядела горничная на этого больного человека, с трудом сдерживающего рыдания.
Телеграмма гласила:
«Я сожалею, что война помешала нашему матчу в 1939 году. Я вновь вызываю вас на матч за мировое первенство. Если вы согласны, я жду вашего ответа, в котором прошу указать ваше мнение о времени и месте матча.
4 февраля 1946 года. Михаил Ботвинник».
В этих коротких строках была отображена любовь, которую питали к Алехину советские шахматисты, несмотря на четвертьвековую разлуку. Эта любовь к великому шахматисту выразилась впоследствии и выражается сейчас в виде гигантских турниров, посвященных его памяти, его книг, изданных огромными тиражами, в изучении его содержательных партий. Пока будут живы шахматы, будут вспоминать во всех концах земли неповторимого шахматного гения - Александра Алехина!..
Какой крик подняли те, кто хотел голосованием расправиться с шахматным королем! «Мы осудили Алехина, а русские его поддерживают. Международная шахматная федерация не разрешит проводить этот матч». Вспомнили и о федерации, а ведь только что они наплевали на ее существование, устроив самовольное судилище!
Но, конечно же, нашлись трезвые люди, приветствовавшие этот гуманный акт советского чемпиона. «Россия, как заботливая мать, поддержала блудного сына в самый трудный для него момент», - написала чешская газета, и эти строки растрогали Алехина.
Вновь признание! Ботвинник спрашивает: где играть? Что за вопрос: конечно, в Москве. Только нужно приехать на несколько месяцев раньше, привыкнуть, посмотреть все. Скольких друзей посетить! Затуманенному слезами взору Алехина мерещились Охотный ряд, Кремль...
Ботвинник - опаснейший шахматный боец! Люпи принес запись его последних партий - как умеет этот выдающийся гроссмейстер сочетать глубину стратегических замыслов с изобретательными тактическими ударами. Ничего, я еще продержусь! Важно только хорошо подготовиться в дебютах. И Люпи выполняет новые просьбы - достает партип Ботвинника последних военных лет, выписывает все книги, полезные в подготовке дебютных вариантов...
24 марта 1946 года, свежим вечером Алехин вернулся с прогулки в «Парк-отель». Портье встретил его зтважи- тельным взглядом - теперь уже этот русский не был нищим. Это был возродившийся шахматный король, о нем много пишут в газетах. Оказывается, он собирается играть матч с другим знаменитым русским, да еще в Москве. С подобострастием выслушал портье распоряжение Алехина - принести утром завтрак в десять, раньше не беспокоить...
В номере 5 же стоял ужин. Алехин придвинул к столику подставку для чемоданов, расставил шахматные фигурки... «Чем бы сегодня заняться? - подумал он. - Посмотрю-ка я французскую защиту, вариант с жертвами пешек очень рискован. Ботвинник его отлично знает...»
Вдруг сильная, сперва тупая, потом острая боль прорезала левую половину груди. Как будто безжалостная рука схватила сердце и медленно, но с каждым мгновением все сильнее сжимала его. Подобные спазмы случались и раньше, но на этот раз приступ был особенно болезненным.
- Что это, конец? Не может быть! - закричал Алехин, но никто его не услышал: он был один, совсем один, пустынный, холодный отель молчал.
О. Лангсепп, Е. Дмитриев. КАЛЕВ XX СТОЛЕТИЯ (Георг Лурих)
Оркестр грянул марш «Гладиатор». На арену, ступая тяжело и увесисто по «.вежей тырсе, шагая явно не в ногу, вышли тридцать атлетов. Арбитр, в поддевке, чесучовой косоворотке, студенческохг фуражке и лаковых сапогах, остановился в центре круга:
- Почтеннейшая публика! На наш мировой чемпионат французской борьбы прибыли и записались непобедимые чемпионы...
И Лебедев одного за другим представлял зрителям цирка «Модерн» борцов.
- Непревзойденный силач века, не знающий поражений победитель чемпионов, виртуоз железной игры - Георг Лурих I.
- Постой-ка, дядь Вань, - раздалось с галерки. - Он же борется нонче в Конотопе, сам афишу своими глазами видал.
- Вы меня знаете, господа?
- Знаем, знаем, - дружно загалдел цирк. Кто же не знал хозяина атлетической школы, редактора журнала «Геркулес», арбитра и знатока борьбы Ивана Владимировича Лебедева!
- Честным словом спортсмена, званием профессора атлетики заверяю, что только у нас вы имеете удовольствие видеть Луриха настоящего. Все остальные - самозванцы, делают рекламу на его честном имени. Так я говорю, Жорж?
Стоявший в общем строю борец с подстриженными под бобрик светлыми волосами одобрительно кивнул.
- Парад-ретур, - скомандовал арбитр, и арена опустела.
Георг, или, как звали его земляки, Юри, родился в 1876 году в селе Вяйке-Маарья Вирусного уезда Эстлянд- ской губернии. Полагают, что переиначенную на немецкий лад фамилию дал его крепостным предкам кто-то из остзейских баронов. Но корень ее в эстонском - 1иип уедатте - так назвал народ свою древнюю атлетическую игру: по сей день во время народных праздников можно- увидеть, как два дюжих молодца (природа не обделила силой эстонцев) накидывают на затылок один другому подобие вожжей. Теперь кто кого перетянет. Другой вариант этой игры - перетягивание палки.
Уже учеником Петровского реального училища в Ревеле увидел Юри в 1888 году выступления заезжих немецких атлетов. Один из них свертывал в трубку серебряные полтинники, завязывал узлом кочергу. Другой рвал полную колоду карт, уверенно жонглировал тяжелыми гирями. Показали они и борьбу.
Впечатлительный мальчуган, который из-за болезни был освобожден даже от посещения уроков гимнастики, навсегда запомнил увиденное. С детских лет восхищался Юри героями народного эпоса «Калевипоэг», которых напоминал ему его дядя Ханс. Плечистый, добродушный, он запросто отрывал от земли восемнадцатипудовый валун. Ухватив под форменный ученическим ремень племянника, поднял его над головой и пронес по всему хутору.
Стать таким, как виденные им атлеты, - вот что занимало мысли мальчика. Прилежный, успевавший по всем предметам, от столь полюбившейся ему истории до наскучившего закона божия, он много тренируется. Вечерами борется на гумне с одноклассниками. Часами поднимает увесистые камни. Мальчуган настойчив. Отказывая себе в мороженом и монпансье, покупает старые гири.