Георгий признавался, что вплоть до случая при сдаче норм ГТО (о нем еще будет рассказано) бегать он любил меньше, чем, например, плавать, и был уверен, что и младший брат так же считает.
Серафиму же бег приглянулся гораздо раньше. Бег соответствовал его характеру. Бег он выбрал за простоту правил. Тут, казалось ему, не о чем спорить: дорога широкая, места хватит всем - обгоняй, если ты сильнее. В беге он увидел выражение простого, прямого, открытого принципа, согласно которому и надо жить.
Вот два эпизода, которые могут дать представление о характере Серафима.
Сестра Вера рассказывала: отправились по грибы, вышли на лесную дорогу. Ночью дождь прошел сильный, грязь, в грязи выше ступицы груженая телега застряла, хозяин за узду лошадь тянет, а сам ее кнутом по животу, а кнутовищем по голове бьет. Лошадь только зубы скалит. «Что же ты делаешь!» - набросился на мужика Серафим, а мужик, чужой, не из их деревни, как заорет: «Тебе-то что?! На, попробуй вытащи! Базар не ждет!»
Серафим выпряг лошадь, взялся за оглобли и ведь вытащил, как мужик ни насмешничал. Потом сестра час в ручье отстирывала брата, без грибов остались.
Когда Георгий уже был в Севастополе, физкультурников «Володарки» позвали в гости ребята из села Константинова под Подольском. Там сыграли в футбол, потом Серафима определили с шестом прыгать. Он смотрел- смотрел, как это получается у других, и досмотрелся, что планку подняли аж (!) на два метра. «Ну ты будешь прыгать? А то обедать не дадим». Вручили ему шест, он разбежался, уперся шестом что было силы, а шест возьми и лопни пополам - сосновый - прыгать больше не с чем.
Поругали, посмеялись, но обедать дали.
Пошли гости 18 километров обратно, на полпути заметили, что Серафим на правую ногу припадает. «Ты чего, Сима?» - «Да вот чего-то». - «Да ведь вон как распухла! Это ты, когда упал, да?» - «А кто ее знает». Последние два километра Серафим ни разу не ступил на правую ногу. До домашнего крыльца допрыгал на одной левой.
Георгия призвали на военную службу в тот самый момент, когда братья уже получили от фабрики рекомендацию на рабфак.
Прежде не брали, а в 1927 году взяли. Помог случай и общительный характер Георгия. В соседнее село Жу- ковку, в родные места, приехал морской командир. Гулял, видит, в поле здоровенный парень - прямо Микула Се- лянинович - ворочает камни, очищает участок. Разговорились. «Нам такие моряки нужны!» И скоро от Георгия стали приходить письма с краснофлотскими приветами. Серафим не ответил брату ни разу, но все видели, что он отзывается на них, как листья на ветер.
Георгий писал, что на учениях волной перевернуло шлюпку, пятеро утонули, а он выплыл, и Серафим утром бежал на Пахру, плавал по километру, по два, по три.
Потом приветы вдруг стали артиллерийскими - оказалось, Георгий откомандирован в школу морских артиллеристов. Математика - «отлично». И Серафим тоже нашел место, где его учили математике, - ушел с отрядом геодезистов.
Георгий писал, что стал главстаршиной, командиром орудия, и Серафим мог бы ответить, что не отстает - получил диплом техника-геодезиста.
Только в сорок первом году Георгий узнал, какую страшную обиду вызывали у Серафима те его письма. Не на него, Жорку, конечно, а так, вообще. За то, что раньше его не брали в Красную Армию.
Годы без Георгия были для Серафима самыми трудными. Когда он был простым рабочим, держал рейку, вбивал колышки, таскал теодолит, мешки, ящики, пока его учили на техника, все было хорошо. Но, получив диплом, он должен был сам стать организатором и начальником - хотя бы и небольшого коллектива, - этого он не умел, а по правде говоря, просто боялся. Да ему и не очень доверяли. У некоторых он вызывал недоумение: что это за человек, который зимой и летом, в любую погоду, по утрам убегает куда-то и возвращается через час мокрый и довольный, как после бани?
Бывая дома, Серафим видел, что дом пустеет. Вера училась на биологическом факультете университета, а Лиза готовилась к поступлению. Другие сестры стали усердными помощницами отца. Отец по-прежнему служил молебны, для него ничто в мире не менялось. Георгий писал, что скоро вернется, что математика его интересует все больше и больше.
В одиночку Серафим не знал, куда ему жить. И лишь когда он бегал, возникало предчувствие чего-то нужного и интересного для себя. Но пока еще только для себя...
Наконец весной 1931 года вернулся Георгий. При первой встрече они друг друга даже испугались. Георгий отяжелел, огрубел. На отца смотрел смело, на сестер уже с усмешкой. Георгий же встревожился оттого, что брат особенно задумчив и молчалив. С первых дней краснофлотцу в родном доме сделалось тесно и душно.