Рашевский Михаил Владимирович
Споры
Споры
Уже темнело, когда Степан Игоревич подходил к станции сверхскоростной электрички. С громкими клацаньями зажигались прожекторы на строительной площадке, выхватывая из полумрака скелеты растущих циклопических стен. Работы над возведением седьмого фильтрационного лагеря велись круглосуточно, и да, пора к этому привыкать: закончатся в срок. Научились работать? Или нужно сказать спасибо пришлым, что практически повсеместно заменили на местах чиновников? Наверное, и то, и другое.
Мелкая взвесь дождя искрилась в свете фонарей, в прохладном влажном воздухе звуки разносились далеко и чётко. К тихому шелесту дождя по плащу и цоканью каблуков по брусчатке добавились натужный скрежет подъёмных кранов и приказные выкрики конвоиров с недавно сданной в эксплуатацию "шестёрки". До залитого светом входа в фильтрационный лагерь было совсем ничего: чуть больше километра. Туда только что подвезли очередную партию беженцев. Из похожего на гигантского жука автозака выдвинулись сходни, к ним шустро подбежали военные в полной экипировке. В глухих защитных масках с прозрачными на полголовы вставками, они были похожи на большущих муравьёв. Искажённые фильтрами, голоса звучали как стрёкот насекомых.
- По одному! Выходим по одному! Не торопимся! Не бежим!
Из автозака по ограниченному сеткой коридору потянулась струйка существ. Да-да, существ. От соседей бегут сюда совсем не люди.
- Я сказал, по одному! - рявкнуло громче обычного. Степан, до того даже не смотревший на вполне привычную картину, невольно бросил взгляд на КПП. Военные пытались оттащить друг от друга взрослого и ребёнка, а те, скорее всего это были мама и дочь, не понимали, что для них ещё не пришло спасение. Что нужно пройти массу проверок, тестов, а может и опытов, чтобы им позволили просто находиться в этой стране. Просто быть вместе. Не понимали. Только в глупых фильмах на границе происходили чудеса. В реальности же... Ведь не зря они стали строить фильтрационные лагеря! Целые кладбища причин "не зря".
- Мама! Мама! - тонкий отчаянный голосок, словно оплеухой стегнувший по памяти. Такой же тонкий и отчаянный, как и его дочери, спешно увозимой на каталке вдаль по больничному коридору, а он махал ей вслед и кричал что-то глупое, что-то, во что тогда верил. В чём пришлось разувериться. А эта девчонка, может, такая же, как его Ляля. Какой была его Ляля. И кем станет...
Кем? Чем!
Перед глазами вдруг с небывалой прежде чёткостью возникло изображение дендры, словно светящееся изнутри. Ветви, густо усеянные жёлтыми листьями, дрожали и сыпали вокруг пыльцу, тонкий невысокий ствол у подножия оканчивался колеблющимся маревом. Миг - и всё исчезло, только под веками, если их прикрыть, угадывалась исчезающая древоподобная тень.
Вот ведь...
Степан качнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания, и побрёл к недалёкой станции электрички. Крики на КПП уже стихли. Пришлые один за другим понуро брели внутрь "шестёрки". Как на убой.
***
- Откатите губу! - донеслось из фильтров защитной маски женским голосом. Степан покорно откатил. Прикрыл веки от яркого луча фонаря. - Хорошо. Руки! - он поднял руки. Красный свет по бокам, гул сверху до низу. - Хорошо. Повернитесь. Наклоните голову, - оттянули воротник. Волосы привычно наэлектризовались, когда затылок просвечивали приборами. - Встаньте сюда! - а голос уставший уже, далеко не сотого пассажира так детально проверяют.
"Странно, конечно, - думал Степан Игоревич, послушно выполняя указания. Обычно ограничиваются одним-тремя простыми тестами, а тут по полной гоняют. И не его одного - всех, даже пришлых. Даже военных. И на них тоже наведены автоматические турели-спарки. - Сбежал кто-то, что ли?"
Скоро его пропустили на станцию, и он неспешно побрёл по наклонному пандусу, держась белых световых полос под полупрозрачным основанием. Голубые полосы направляли пришлых. Для них был особый вход и особые вагоны в электричке. Как у элит-класса. Как у рабов-неприкасаемых.
Ага, вон он, стоит. Представитель цивилизации с непроизносимым названием. "Таракан" - по-местному. Нет, не торчали у него усики и тело не покрывал хитин. Человек и человек. Только выше обычного и бледный. Почти белый. Не любили они свет. Потому и назвали их "тараканами". А может, потому, что как тараканы, заползли во все щели. За их паталогическую, нечеловеческую, генетическую, что ли, честность и неподкупность стали на государственном уровне вводить этих пришлых во все управленческие структуры. И заработало государство, прежде больное неразберихой как раз в управленческом аппарате, и появились финансы, и... впрочем, учите историю.
Этот был, похоже, из недавно обращённых. Может, вообще впервые после карантина вышел в свет. И потому каждая не-порядочность, что ли, вводила его в ступор на некоторое время. Степан видал таких, и не раз. Помнится, одного застал в книжном магазине. Тот держал раскраску для малышей и никак не мог понять, почему жираф на ней - синий? Как так - синий? Жирафы ведь коричневые!
Так и этот. Стоит перед автоматическим входом, в руках - электронный пропуск, смотрит на сложный пульт с рычажками, выемками, разноцветными считывающими устройствами и не может, видать, понять, куда прикладывать пропуск. Его чётко проинструктировали, что к зелёному квадрату, который между красным и синим, а он видит, что зелёный как раз между красным и жёлтым! Непорядок!
Теперь стоит и тупит. В следующий раз "баг" внутренне будет исправлен, но сейчас...
Степан брезгливо скривил губы и привычно приложил свой пропуск к единственной светящейся панели. Пшикнула дверь, споро открывающаяся в стороны. "Таракан" вздрогнул и, казалось, со страхом и отчаяньем посмотрел на человека, уже исчезающего за дверью.
Степан подумал, что надо бы сказать станционным работникам о пришлом на входе, но, кажется, висели где надо мини-видеокамеры: навстречу спешила, прихрамывая, тётка в узнаваемой робе, шаркая тапочками и на ходу перебирая ключ-допуски.
- Понаехали тут, - услышал Степан бурчание тётки, - а ты ходи и пущай их. Пришельцев этих проклятых.
... Вагон электрички мерно и почти незаметно ходил в магнитном поле вправо-влево, вверх-вниз. За окном с прежде ужасающей, а теперь привычной скоростью проносились сёла, расчерченные световой паутиной улиц, и чёрные куски полей. От границы к столице чуть больше часа пути. А раньше полдня тратили. Один из немногих плюсов от пришлых, что тут говорить.