- Вот! - в предбанник ввалился чудаковатый паренёк и, щерясь во весь рот, протянул Степану помятый глухой шлем. Трещина металлопластикового корпуса наскоро заклеена скотчем, внутри стойкий запах застарелой блевотины. Перед тем, как напялить шлем на голову, парень откуда-то из-за пазухи извлёк тюбик, выдавил на грязноватый палец прозрачный гель и сунулся было с ним к лицу посетителя, да тот перехватил руку.
- Они это жуть как не любят! - "объяснил" паренёк. Кто "они" и что "не любят" - Степан не понял. "А, была не была", - он кивнул. Парень смазал лицо по периметру, потом они вдвоём с трудом втиснули голову в шлем. Паренёк подключил баллоны с кислородом, показал большой палец, и, ткнувшись носом в прозрачное забрало, проникновенно прошептал: - А ещё они умеют общаться между собой. Через корни! И разговаривают. Без рта! Да! Со мной - да! Сами дойдёте? Есть покурить?
Паренёк сыпал вопросами и явно не дружил с головой, но тут вообще было мало персонала, и все как на подбор не от мира сего. Никого из прежних знакомых Степан не встретил, а ведь раньше, когда он бывал в дендроприёнике чуть ли не ежедневно, тут работали десятки людей! Но пропал прогресс, пропал интерес, пропало финансирование - и пропали люди. Остались только эти вот. Чудаковатые смотрители.
Толстые прозрачные стены. А за стенами - лес. Дендры. Каждая из них когда-то была человеком. Теперь это были... тоже существа, можно сказать. Живые существа. Кем-то до сих пор любимые. Об исцелении которых ещё верят. Но в большинстве своём уже забытые, похороненные заживо. Да, можно сказать, что это был хоспис.
Степан шёл по коридору, а лес за стеной волновался. Живые деревья клонились друг к другу, некоторые поворачивались - и одинокий прохожий с ужасом и даже омерзением наблюдал на стволах лица и глаза. Здесь были и не совсем ещё одеревеневшие, и не совсем преобразившиеся. Не впавшие пока в тупое деревянное безразличие, на что-то надеявшиеся. Вон группа фигур, ещё напоминавшие людские. Провожают его взглядами, кто-то даже руку поднял. С натугой уже, медленно. А вот совсем недавний. Мальчик с разбегу ударился о прозрачную стену, закричал что-то, застучал кулачками в преграду. В глазах - мольба, а от подмышек до пояса уже вся кожа покрылась наростами, напоминающими кору. Степан поспешил дальше, отворачиваясь от обречённого. Хорошо, что территория дендр разделена на блоки: мальчик остался позади.
В стены часто бросало сгустками жёлтого. Это дендры пытались его опылить: плевались спорами. Но ничего у них не выходило. Впрочем, скафандр на Степана всё же надели не зря. Видать, от времени, а может и от засорившейся уже вентиляции, споры стали просачиваться и в герметичные прежде коридоры. Там, сям лежали разноцветными кляксами, вились в воздухе и, словно живые, прядали от шлема в разные стороны. Значит, прозрачный гель всё же нанесли на лицо не зря.
Здесь. Он не мог ошибиться, не мог забыть. И никуда с этой комнаты её не дели. Когда дендра совсем, скажем так, развивается, то - пускает корни. Так что Ляля... она тоже пустила корни.
Ну вот. Он здесь. Что дальше? За стеной - сплошной частокол дендр, и среди них нет "знакомых". Степан тупо смотрел на стену и существ за стеной. Просто стоял и смотрел. Она звала - он пришёл. И всё? Он, чувствуя себя глупо, прошёлся вдоль стены, всматриваясь в деревянные стволы, в ветви, листья. Искал какие-то намёки, какие-то послания. Хоть что-то! Но - ничего, совсем ничего.
- Нелепо. Глупо. Тупо, - бормотал он себе под нос, постепенно заливаясь краской. - Параноик. Дебил. Тряпка! Надеялся он. Верил он. Чему верил?!
Но тут, словно кто-то ждал именно этого вопроса и нажал на незримую кнопку: ветви дендр дрогнули и отогнулись в стороны, открывая Степану вид на тонкое молодое деревце. Может, это воображение играло с сознанием, а может так и было, но мужчина видел не ствол, нет - а фигуру девушки. Блики солнца, тени или наросты на коре - не разобрать, но ведь лицо! Всамделишное и узнаваемое такое любимое лицо!
- Лялечка, - не спросил, а констатировал Степан. Он протянул руку к дочери, но та упёрлась в стену, потянулся обнять, но лишь ткнулся забралом шлема в прозрачную преграду. - Доченька, ты... повзрослела, - и прикусил язык. "Глупец, что ты несёшь?!" - Ляля, мне столько нужно тебе сказать! Рассказать! Ты простишь? Простишь меня, дочен...
Но не успел спросить. Жёлтая взвесь спор раздалась в стороны, дендры пригнулись как от ветра, Ляля взмахнула руками-ветвями - и в голове Степана словно бомба взорвалась. Концентрированный, сжатый в несколько секунд набор образов впечатался в сознание. Как такое было возможно, откуда вообще это пришло и зачем?
Степан видел пруд. Он знал этот пруд! Они часто отдыхали там семьёй. Место не публичное, частные владения, маленький пляж, рыбалка и вечерний костёр. Осколок счастливого прошлого.
А ещё он видел парня. Смутно знакомое лицо в ореоле светлых лучей. Нимб?
А потом он видел трёх обнявшихся людей. Мужчина, женщина и подросток. Муж, жена и дочь. Он, Глаша и Ляля. Люди. Вместе.
И отчаянный немой возглас: это возможно!
Это! Возможно!
Воз-мож-но! Но... как?
- Эй! Стёпка! - негромкий окрик вернул его к реальности. Степан ошалело оглянулся по сторонам. Как он умудрился тут очутиться? Дендроприёмник за спиной, он уже не в защитном костюме. Когда успел переодеться, как вышел наружу, даже не заметив этого? - Ну что, папаша, вспомнил о дочурке?
Степан с трудом сфокусировался на спрашивающем. Спрашивающей. Ну да, конечно. Как же без неё? Когда они развелись, жена пошла работать в дендроприёмник. Простым разнорабочим. Чтобы быть рядом с дочерью. Кем бы она ни стала. А он... он сбежал.
- Глаша? - он её почти не узнал. Очень постаревшая, ссохшаяся, лицо в морщинах, словно тоже покрылась грубой корой. Оранжевая роба в каких-то пятнах, перчатки испачканы грязью, в руках - пульверизатор. - Т-ты?
- А я, видишь ли, всех этих изничтожаю. Они вылезают - а я их ядом, - она показала раструбом пульверизатора на землю. - Ото как подумаю, что может это лялькины детишки, а я их травлю, - она странно улыбнулась. В глазах, как и у всех здешних работников, плещет безумие. - А ты к доченьке в гости зашёл?